Я иду по новой дороге...
В этом рассказе больше сорока раз встречается слово "мама". Наверное, потому, что речь идет о женщине, для которой это слово стало самым главным в жизни. Призванием, профессией, смыслом. В общем, всем на свете
Мне с детства нравилось общаться с детьми, играть с ними в школу, в детский сад. Я мечтала о большой семье, у меня стоял пример перед глазами - у моей бабушки было 10 детей, и мне так нравилось, когда все в сборе, когда так много родственников. По профессии я программист. Восемь лет была замужем, своих детей не родили. Для меня это было большим горем, разочарованием в моей семейной жизни. Я очень переживала из-за этого, страдала. Видимо, разочарование было таким сильным, что наш брак этого не выдержал, и мы разошлись.
Мой возраст подходил к критическому - 38 лет, проблемы со здоровьем. В общем, все это постепенно убеждало меня в том, что я таи и останусь без детей. Зарабатывала я неплохо, и время от времени задумывалась, не усыновить ли мне ребенка. Но я знала, что при неполной семье добиться этого практически нереально. И еще я думала: ну, возьму я ребенка, на мою маму особенно рассчитывать нельзя, работаю я много, значит, придется отдать его в детский садик. На общение оставалось бы совсем мало времени. Он бы был сыт, одет, но на то, чтобы поднять детдомовского ребенка, отогреть и воспитать его, времени не было.
Материально я была настолько обеспечена, что при желании могла бы позволить себе даже взять нянечку, но. сразу возникал вопрос: а смысл? Зачем брать ребенка из детского дома - чтобы передать его в руки очередному чужому человеку? Но мысль о приемном ребенке все время возвращалась ко мне.
Потом у меня заболела мама. Днем я работала, а ночью дежурила у нее в больнице. Было страшно от мысли, что если вдруг мама сейчас, не дай бог. я ведь останусь совсем одна.
К счастью, все оказалось не настолько серьезно, и мама медленно, но верно шла на поправку.
И однажды утром я ехала из больницы на работу и в метро открыла газету "Московский комсомолец", а там небольшая заметка под названием "Профессия - мама". В ней рассказывалось о новой для нашей страны форме воспитания детишек-сирот. И в конце было сказано, что "если вы любите детей, хотите посвятить им свою жизнь и узнать побольше об этой модели, пришлите нам свою анкету, расскажите о себе, вложите свою фотографию".
И я, ни на секунду не задумываясь, сразу же - перед работой - купила конверт и заполнила анкету. И вечером ее отослала. А через несколько дней мне позвонили и сказали: "Мы вас ждем, приезжайте".
Красивые фотографии и мечты о будущем
Я поехала. Мне рассказали о проекте так называемой детской деревни. В маленьких коттеджах в Подмосковье поселяются "мамы" и их приемные дети - 6-8 ребят. Мама - это призвание и профессия. Она должна быть незамужней, без маленьких детей. За свою работу мама получает зарплату, право на пенсию, отпуск, выходные. Кроме того, ей выделяют деньги на детей и на обустройство дома. В деревне есть преподаватели и администрация. Иногда маму подменяет помощница - "тетя".
Таким образом воссоединяются дети, лишенные материнской заботы, и женщина, страдающая из-за отсутствия детей. Мне дали посмотреть книгу о том, как модель семейного детского дома работает в других странах - в Австрии, Чехии. Фотографии мне очень понравились: мама, вокруг нее - дети, все так красиво, уютно, домики аккуратные. Первое впечатление: ну, это сказка, Запад, у нас такого быть не может. Но, как бы там ни было, речь шла о том, что около меня будут дети, а этом моя мечта!
- Подумайте, - говорили психологи, - может, вы захотите выйти замуж?
А я тогда совершенно точно поняла, что именно здесь смогу проявить себя как женщина и как мама. И все, остальное мне уже было неважно. И я сказала:
- Нет, я не захочу выйти замуж, я хочу, чтобы у меня были дети. Много детей.
Я безумно боялась, что не пройду конкурс - желающих было много, а требования строгие. Я видела, как переживали "кандидатки в мамы", которые уже настроились на то, что у них будет много детей, а потом оказывалось, что они по какой-то причине не подходят. Я помню эти волнения и слезы. Но я вместе с другими четырнадцатью женщинами прошла отбор, тесты, и мы начали заниматься в школе мам. Нас повезли смотреть наши будущие дома. Нам они очень понравились - точь-в-точь как на картинках, только пока там были пустые стены, еще не было ни окон, ни лестниц на второй этаж, ни канализации.
В школе мы занимались три раза в неделю. Приходили психологи, педагоги, врачи. Мне было все безумно интересно, я общалась с остальными мамами, и мне было удивительно, насколько у всех у нас разные судьбы и истории, а встретились мы в одной точке.
В ту пору все жили ожиданием. В домах начались отделочные работы, и мы стали туда ездить. Была зима, отопление пока не работало. Мы уже получили деньги на приобретение посуды, занавесок, хозяйственных мелочей, поэтому с огромным удовольствием бегали по городу в поисках самого лучшего, и каждый день на себе тащили это в свои дома. Книжки и игрушки тогда еще не предусматривались, и мы покупали их на свои деньги, несли из дома, собирали по знакомым. Как потеплело, мы переехали в новые дома. Воды еще не было, мы ходили через железнодорожные пути на колонку. Тогда мы вместе отмечали праздники, дни рождения, собирались, что-то пекли. Это тоже было очень интересное и счастливое время.
В ожидании детей: скорее бы
Мне одной из первых предложили детей. Сказали: есть пять детей, братии и четыре сестры, от 4 до 13 лет, будете брать? И я сразу ответила: да! Я не видела их, но по вечерам, когда ложилась спать, я их всех представляла, и все не могла дождаться, когда их наконец привезут. А их все не везли. Между тем остальным мамам уже начали давать детей. И я ходила за директором по пятам и спрашивала: "Ну когда же? Когда?" Директор говорил, что пока не получается, бабушка детей против. Отца у них не было, мать умерла, бабушке тяжело с ними, и она отдала их в приют. Но отпускать к нам не хотела, потому что это австрийский проект, а Австрия - это в ее понимании немцы, а бабушка прошла войну, поэтому пусть лучше дети будут в приюте, только не у немцев. Этих детей мне никак не давали. Потом сказали:
- Вот есть еще двое - будешь брать?
- Буду!
И снова:
- Нет, с этими тоже не получается.
Вот есть еще.
- Беру!
Мне уже было все равно, кого, потому что уже во всех домах были дети.
Полгода детей не давали, и бабушка сдалась только после того, как их начали усыновлять за границу, причем в разные страны. И тут она наконец решила: пусть уж лучше останутся в России.
Мне показали их фотографии.
- Вы готовы?
- Да, я уже давно готова!
Дети мне сразу понравились, но на фотографиях они были какие-то несчастные. И только старшая, Лена, стояла спокойно, и сразу чувствовалось, что она для них - и мама, и защита, и опора.
Первый день - самый главный
Все, вот-вот должны привезти. Я что-то готовлю, жарю-парю, то к окошку бегаю, то валерьянку пью. И все думаю: как войдут, как посмотрят, как примут. Зашла Надя, соседская девочка:
- Вера, да ты не волнуйся.
- Надя, как приедут, ты мне свистни.
Выглядывала-выглядывала, но тот момент, когда подъехал автобус, все равно прозевала. Забегает Надя, шепчет:
- Приехали!
У меня все опустилось. Ну, думаю, мама моя. Было страшно, потому что я знала: от первого момента зависит то, как дальше сложится наша жизнь.
Открывается дверь, наш директор говорит детям:
- Это ваш дом, это ваша мама.
Дверь закрывается, и мы одни, лицом к лицу. Я им говорю:
- Так. Проходите.
Заходим в комнату, я сажусь на диван, они стоят передо мной, как школьники. И им страшно, и мне страшно. Я навсегда запомнила их глаза. Они еще боятся, но уже принимают тебя. Они еще ничего не знают о тебе, но уже доверяют. Сохранилась фотография, сделанная в первый день, - у них плечики опущенные, все какие-то чумазые.
Я сказала:
- Я бы хотела, чтобы младшие называли меня мамой, а старшие - как вам будет удобно. Можете Вера и на "ты".
Старшей, Лене, было почти 14, мальчику, Саше, - 11 лет. Как я скажу 14-летней девочке, у которой год назад умерла мать, "зови меня мамой"? Саша, поскольку он считал себя очень взрослым и тянулся за Леной, стал меня называть так же, как она: "ты" и "Вера". На тот момент меня это устроило, и они около четырех лет так и звали меня. А младшие в этот же день начали называть мамой.
Первую неделю мы с ними ездили в город, ходили в цирк, на аттракционы. Присматривались друг к другу. Они очень старались понравится - все время заглядывали в глаза, улыбались. Причем у них сразу повелось: если мы куда-нибудь едем, ты по дороге туда держись этих двух за руки, а обратно - других. Они решали, когда чья очередь.
Но дома, например, они ничего не делали, все сидели и ждали, когда я поставлю на стол, когда уберу, когда позову. А мне было как-то неловко их просить, и я хотела, чтобы они привыкли к дому, к домашнему уюту, и потом, мне самой было в охотку обслужить, помыть, приготовить, принести, поставить красиво. Прошло, наверное, три или четыре месяца, когда мне Лена в первый раз сказала:
- Давай я хлеб порежу.
.Через какое-то время мы очень сблизились и с маленькими, и с большими. С Леной у нас сложились дружеские отношения, хотя она пробыла в деревне всего два года с небольшим. Она мне много про себя рассказывала, я ей- про себя, своих друзей, знакомых, бывшего мужа. Я многим с ней делилась, рассказывала о своих ошибках: "Может, хоть ты так делать не будешь."
Сейчас Лена уже замужем, у нас внуку 2 года. Когда он говорит "бала" - это для меня самое большое счастье. У нас с ней очень хорошие отношения. За полгода, как уйти отсюда, она начала называть меня мамой. Я ее как старшую брала с собой в поездки, в путешествия со своей компанией, и у нее иногда в разговорах, в шутках вдруг проскакивало:
- Мама! - и снова молчок.
А я все время ловила эти моменты, запоминала их. Потом Саша тоже стал называть меня мамой. Я все представляла себе, что, когда он вырастет, мы его будет провожать в "большую жизнь", и я ему скажу, чтобы он называл меня мамой. Я все время представляла себе эту сцену. А получилось все само. Ему было уже лет 15. Я уехала на выходные к своей матери, он мне позвонил туда и спросил:
- Маму можно?
И по телефону меня назвал "мама". Я приехала после выходных, и опять он меня зовет по имени. Но как-то я поднялась на второй этаж, а он мне кричит:
- Мам, можно взять?
И все. И с этого момента так и пошло. Мы прожили вместе не один год, и взрослые дети начали называть меня мамой.это было.очень радостно.
В нашем полку прибыло!
После этих пяти детей пришел Эдик. Нам сказали: "Будет совсем маленький Эдик". Мы приготовились, что будет маленький трехлетний ребенок, ждали его всей семьей, купили ему какие-то крохотные вещички. Фотографию нам не показали - не было. В день приезда ждем с праздничным обедом, они едут долго, с транспортом проблемы. Наконец часов в шесть открывается дверь, смотрим - стоит длинный худой мальчик четырех с половиной лет. А мы ждали, что будет совсем малыш. Стоит и смотрит на нас. Лена спрашивает:
- Это к нам?
Я говорю:
- Наверное.
Нам его представляют:
- Это Эдик.
Ну, раз Эдик, значит, наш. Мы не обедали, ждали с двух часов, чтобы вместе сесть за стол, а он говорит:
- Я есть не хочу.
Я говорю:
- Ну ты хотя бы сядь с нами за стол, мы тебя ждали. Съешь банан, яблоко.
Он говорит:
- Ну, хорошо.
И проходит к столу, такой деловой. Прошелся по комнатам, все обследовал, вроде все ему понравилось. Ему я тоже мамой представилось, но знала, что у него и мать, и отец живы.
Они умерли, уже когда он здесь был. А так время от времени его навещали и отец, и бабушка. Мать приехала только один раз. Щелкнула его на полароид и уехала. Потом письмо прислала: "Ты же у меняя один-единственный, у тебя, кроме меня, никого нет", и групповую фотографию. Эдик спрашивает у меня:
- Мам, а где она?
Я говорю:
- Нет, Эдик, тут я тебе не помощник. Не знаю.
Потом сказала ему:
- Напиши ей ответ, - но он не стал.
Его дети хорошо приняли, потому что он был младшим. А вот со следующим уже были проблемы.
Вторая мама для 9-летнего "хулигана"
Нам показали Вовкину фотографию:
- Будете брать?
- Будем!
А потом началось:
- Мама, а он в приюте надо кошками издевается, а у нас Пузик!
- Мам, а он черепаху скинул!
- Мам.
Оказывается, Эдик с ним в приюте общался и теперь рассказывает, какой он плохой мальчик. Я - к Лене:
- Лен, он что, такой уж плохой?
Она мне:
- Да нет, нормальный.
Решили - берем. Но дети уже ждали его с большой осторожностью: девятилетний мальчик, хулиган. Приехал - действительно, совсем взрослый.
Когда мы с ним уже сидели вдвоем рядом в комнате, я ему сказала:
- Я бы хотела, чтобы ты называл меня мамой.
А он усмехнулся:
- Что, вторая мама?
Мне уже было не так страшно, потому что я уже знала, что со временем дети все равно потихоньку привыкают. Поэтому я сказала ему:
- Мне, в общем-то, все равно. Но я не знаю, как тебе самому лучше будет, ведь остальные меня зовут мамой. Зови как хочешь: по имени или вообще никак.
Прошло буквально полчаса-час, и он стал ходить за мной и говорить:
- Мама. Мама. Мама. - через каждую секунду. Подойдет, сядет рядом, положит голову на плечо, чтобы гладила, и опять: - Мама. Мама.
А у него мать жива. Пьет, не работает.
С остальными детьми у него долго были натянутые отношения. И дрались они, и ругались, ему было тяжело пробивать стену из них, шестерых, и это утихло только по прошествии года-двух.
Потом я стала просить: "Дайте нам еще маленькую девочку."
Мне сказали:
- Маленькой девочки нет. Есть мальчик, Вова. Возьмете?
Показали фотографию. Девять месяцев, крошечный совсем, глаза огромные. Я с этой фотографией к Лене:
Лен, ты пока детям не говори, смотри, будем брать?
- Мы же девочку хотели.
- Девочки нет, только мальчик.
- Мам, смотри, какой симпатичный. Давай возьмем?
- Давай. Будет еще один Вова у нас.
Годовалый мальчик весом семь килограмм
Когда нам его дали, ему был год и неделя. В моем представлении ребенок в год уже хотя бы сидит или там ползает. А Вовка. Привозят его в одеялах, в пеленках, распутывают, достают, дают мне на руки. И говорят:
- Ты голову-то, голову придерживай, он голову еще не держит.
Зубов нет, весит семь с половиной килограмм. Семь с половиной! Жуткий рахит - огромное пузо, ножки-крючочки. Мне говорят:
- Вы учтите, его надо купать как грудного.
Я - к Лене.
- Лен, а как его купать-то?
Лена мне показала, как мыть надо, у нее опыт был, она же с младшими возилась. Я же никогда не общалась с грудными (он по развитию подходил к восьмимесячному). Жидкая каша, молоко из бутылки, все по чуть-чуть. Как он ел! Все время рот открывал - только успевай ложку запихивать! К нам специально ходили смотреть, как он ест. А нам сказали: двести-триста грамм, больше нельзя. И сажать нам его не разрешали. А сам он не переворачивался, вообще ничего не делал. Как клали - так и лежал. Мы вокруг него прыгаем, игрушками трясем, а ему совершенно неинтересно.
Первые шажки Вовка сделал, когда ему уже был год и семь месяцев Долго не говорил. Я думала, что он вообще никогда не заговорит, потому что он только плакал, больше никаких звуков не издавал, но врачи меня успокаивали:
- Вы не волнуйтесь, заговорит.
Мне было очень интересно, когда он начал развиваться, увеличиваться в размерах, когда начали крепнуть ножки - это было так здорово! По ночам я все слушала, как он дышит - ровно ли, не прерывается ли дыхание.
Вовка стал общим любимцем. Дети его по очереди катали в коляске, каждому надо было подержать его на руках. Он до сих пор избалован вниманием.
"Отдай ее обратно!" - одна против всех
Вику мы взяли совсем недавно. Это было тяжело: по прошествии пяти-шести лет здесь они никого больше видеть не хотят - а зачем, у нас ведь семья!
Я их вроде настроила, они ждали девочку, вместе со мной готовили платья-бантики-игрушки, пришла Вика, они с ней поиграли день, другой, третий, а потом говорят мне:
- Мам, отдай ее обратно!
Начали с ней ссориться, конфликтовать.
- Чего это она тебя сразу стала мамой называть?
Даже Вова-старший - и тот туда же. Я к нему:
- Уж тебе бы говорить, когда ты сам пробивал эту брешь! Чего ж ты теперь на эту девочку нападаешь?
А он мне в ответ:
- Она мне никем никогда не будет.
Я говорю:
- Тебе-то, может, и никем, но мне-то она будет.
Вика порезала ножницами все занавески в комнатах, их вещи. Кто ее знает, зачем. Может, она так на себя внимание хотела обратить, может, сделала это в знак протеста. Дети, понятное дело, сердились.
Сейчас вроде стало полегче, но все равно они мне говорят время от времени: "Вика все не так делает, она к школе совсем не готова, ничего не умеет, мы были не такими."
Ничего, это пройдет. Я уверена, все будет хорошо. Я им всегда объясняю, что нам всем - и мне, и им - повезло, что мы нашли друг друга здесь.
Они уходят, но мы все равно вместе
По достижении 15 лет наши дети уходят в Дом молодежи - общежитие, где они живут, учатся самостоятельности. Так уже ушли Лена, Саша, Вова. Надя скоро должна уходить. Вова так плакал, когда мы расставались. Рыдал у меня на коленке - здоровый парень, на две головы выше меня, и плачет, и плачет. Я ему все говорила, что у нас не прерываются отношения. И каждый выходной он здесь, и Лена здесь, и мы к Лене, и Саша, и дверь не закрыта. Теперь он звонит каждый день.
А еще у нас есть такой ритуал - когда они уходят, мы начинаем целоваться. Приходишь-уходишь - обязательно поцеловаться. И по телефону в конце обязательно надо сказать:
- Целую тебя.
.Иногда приходишь на праздник в школу или сад, они тебя ищут глазами. Нашли - и все, больше им ничего не надо, они ни на кого не смотрят. Поймали твой взгляд и держат его.
Мне с детства нравилось общаться с детьми, играть с ними в школу, в детский сад. Я мечтала о большой семье, у меня стоял пример перед глазами - у моей бабушки было 10 детей, и мне так нравилось, когда все в сборе, когда так много родственников. По профессии я программист. Восемь лет была замужем, своих детей не родили. Для меня это было большим горем, разочарованием в моей семейной жизни. Я очень переживала из-за этого, страдала. Видимо, разочарование было таким сильным, что наш брак этого не выдержал, и мы разошлись.
Мой возраст подходил к критическому - 38 лет, проблемы со здоровьем. В общем, все это постепенно убеждало меня в том, что я таи и останусь без детей. Зарабатывала я неплохо, и время от времени задумывалась, не усыновить ли мне ребенка. Но я знала, что при неполной семье добиться этого практически нереально. И еще я думала: ну, возьму я ребенка, на мою маму особенно рассчитывать нельзя, работаю я много, значит, придется отдать его в детский садик. На общение оставалось бы совсем мало времени. Он бы был сыт, одет, но на то, чтобы поднять детдомовского ребенка, отогреть и воспитать его, времени не было.
Материально я была настолько обеспечена, что при желании могла бы позволить себе даже взять нянечку, но. сразу возникал вопрос: а смысл? Зачем брать ребенка из детского дома - чтобы передать его в руки очередному чужому человеку? Но мысль о приемном ребенке все время возвращалась ко мне.
Потом у меня заболела мама. Днем я работала, а ночью дежурила у нее в больнице. Было страшно от мысли, что если вдруг мама сейчас, не дай бог. я ведь останусь совсем одна.
К счастью, все оказалось не настолько серьезно, и мама медленно, но верно шла на поправку.
И однажды утром я ехала из больницы на работу и в метро открыла газету "Московский комсомолец", а там небольшая заметка под названием "Профессия - мама". В ней рассказывалось о новой для нашей страны форме воспитания детишек-сирот. И в конце было сказано, что "если вы любите детей, хотите посвятить им свою жизнь и узнать побольше об этой модели, пришлите нам свою анкету, расскажите о себе, вложите свою фотографию".
И я, ни на секунду не задумываясь, сразу же - перед работой - купила конверт и заполнила анкету. И вечером ее отослала. А через несколько дней мне позвонили и сказали: "Мы вас ждем, приезжайте".
Красивые фотографии и мечты о будущем
Я поехала. Мне рассказали о проекте так называемой детской деревни. В маленьких коттеджах в Подмосковье поселяются "мамы" и их приемные дети - 6-8 ребят. Мама - это призвание и профессия. Она должна быть незамужней, без маленьких детей. За свою работу мама получает зарплату, право на пенсию, отпуск, выходные. Кроме того, ей выделяют деньги на детей и на обустройство дома. В деревне есть преподаватели и администрация. Иногда маму подменяет помощница - "тетя".
Таким образом воссоединяются дети, лишенные материнской заботы, и женщина, страдающая из-за отсутствия детей. Мне дали посмотреть книгу о том, как модель семейного детского дома работает в других странах - в Австрии, Чехии. Фотографии мне очень понравились: мама, вокруг нее - дети, все так красиво, уютно, домики аккуратные. Первое впечатление: ну, это сказка, Запад, у нас такого быть не может. Но, как бы там ни было, речь шла о том, что около меня будут дети, а этом моя мечта!
- Подумайте, - говорили психологи, - может, вы захотите выйти замуж?
А я тогда совершенно точно поняла, что именно здесь смогу проявить себя как женщина и как мама. И все, остальное мне уже было неважно. И я сказала:
- Нет, я не захочу выйти замуж, я хочу, чтобы у меня были дети. Много детей.
Я безумно боялась, что не пройду конкурс - желающих было много, а требования строгие. Я видела, как переживали "кандидатки в мамы", которые уже настроились на то, что у них будет много детей, а потом оказывалось, что они по какой-то причине не подходят. Я помню эти волнения и слезы. Но я вместе с другими четырнадцатью женщинами прошла отбор, тесты, и мы начали заниматься в школе мам. Нас повезли смотреть наши будущие дома. Нам они очень понравились - точь-в-точь как на картинках, только пока там были пустые стены, еще не было ни окон, ни лестниц на второй этаж, ни канализации.
В школе мы занимались три раза в неделю. Приходили психологи, педагоги, врачи. Мне было все безумно интересно, я общалась с остальными мамами, и мне было удивительно, насколько у всех у нас разные судьбы и истории, а встретились мы в одной точке.
В ту пору все жили ожиданием. В домах начались отделочные работы, и мы стали туда ездить. Была зима, отопление пока не работало. Мы уже получили деньги на приобретение посуды, занавесок, хозяйственных мелочей, поэтому с огромным удовольствием бегали по городу в поисках самого лучшего, и каждый день на себе тащили это в свои дома. Книжки и игрушки тогда еще не предусматривались, и мы покупали их на свои деньги, несли из дома, собирали по знакомым. Как потеплело, мы переехали в новые дома. Воды еще не было, мы ходили через железнодорожные пути на колонку. Тогда мы вместе отмечали праздники, дни рождения, собирались, что-то пекли. Это тоже было очень интересное и счастливое время.
В ожидании детей: скорее бы
Мне одной из первых предложили детей. Сказали: есть пять детей, братии и четыре сестры, от 4 до 13 лет, будете брать? И я сразу ответила: да! Я не видела их, но по вечерам, когда ложилась спать, я их всех представляла, и все не могла дождаться, когда их наконец привезут. А их все не везли. Между тем остальным мамам уже начали давать детей. И я ходила за директором по пятам и спрашивала: "Ну когда же? Когда?" Директор говорил, что пока не получается, бабушка детей против. Отца у них не было, мать умерла, бабушке тяжело с ними, и она отдала их в приют. Но отпускать к нам не хотела, потому что это австрийский проект, а Австрия - это в ее понимании немцы, а бабушка прошла войну, поэтому пусть лучше дети будут в приюте, только не у немцев. Этих детей мне никак не давали. Потом сказали:
- Вот есть еще двое - будешь брать?
- Буду!
И снова:
- Нет, с этими тоже не получается.
Вот есть еще.
- Беру!
Мне уже было все равно, кого, потому что уже во всех домах были дети.
Полгода детей не давали, и бабушка сдалась только после того, как их начали усыновлять за границу, причем в разные страны. И тут она наконец решила: пусть уж лучше останутся в России.
Мне показали их фотографии.
- Вы готовы?
- Да, я уже давно готова!
Дети мне сразу понравились, но на фотографиях они были какие-то несчастные. И только старшая, Лена, стояла спокойно, и сразу чувствовалось, что она для них - и мама, и защита, и опора.
Первый день - самый главный
Все, вот-вот должны привезти. Я что-то готовлю, жарю-парю, то к окошку бегаю, то валерьянку пью. И все думаю: как войдут, как посмотрят, как примут. Зашла Надя, соседская девочка:
- Вера, да ты не волнуйся.
- Надя, как приедут, ты мне свистни.
Выглядывала-выглядывала, но тот момент, когда подъехал автобус, все равно прозевала. Забегает Надя, шепчет:
- Приехали!
У меня все опустилось. Ну, думаю, мама моя. Было страшно, потому что я знала: от первого момента зависит то, как дальше сложится наша жизнь.
Открывается дверь, наш директор говорит детям:
- Это ваш дом, это ваша мама.
Дверь закрывается, и мы одни, лицом к лицу. Я им говорю:
- Так. Проходите.
Заходим в комнату, я сажусь на диван, они стоят передо мной, как школьники. И им страшно, и мне страшно. Я навсегда запомнила их глаза. Они еще боятся, но уже принимают тебя. Они еще ничего не знают о тебе, но уже доверяют. Сохранилась фотография, сделанная в первый день, - у них плечики опущенные, все какие-то чумазые.
Я сказала:
- Я бы хотела, чтобы младшие называли меня мамой, а старшие - как вам будет удобно. Можете Вера и на "ты".
Старшей, Лене, было почти 14, мальчику, Саше, - 11 лет. Как я скажу 14-летней девочке, у которой год назад умерла мать, "зови меня мамой"? Саша, поскольку он считал себя очень взрослым и тянулся за Леной, стал меня называть так же, как она: "ты" и "Вера". На тот момент меня это устроило, и они около четырех лет так и звали меня. А младшие в этот же день начали называть мамой.
Первую неделю мы с ними ездили в город, ходили в цирк, на аттракционы. Присматривались друг к другу. Они очень старались понравится - все время заглядывали в глаза, улыбались. Причем у них сразу повелось: если мы куда-нибудь едем, ты по дороге туда держись этих двух за руки, а обратно - других. Они решали, когда чья очередь.
Но дома, например, они ничего не делали, все сидели и ждали, когда я поставлю на стол, когда уберу, когда позову. А мне было как-то неловко их просить, и я хотела, чтобы они привыкли к дому, к домашнему уюту, и потом, мне самой было в охотку обслужить, помыть, приготовить, принести, поставить красиво. Прошло, наверное, три или четыре месяца, когда мне Лена в первый раз сказала:
- Давай я хлеб порежу.
.Через какое-то время мы очень сблизились и с маленькими, и с большими. С Леной у нас сложились дружеские отношения, хотя она пробыла в деревне всего два года с небольшим. Она мне много про себя рассказывала, я ей- про себя, своих друзей, знакомых, бывшего мужа. Я многим с ней делилась, рассказывала о своих ошибках: "Может, хоть ты так делать не будешь."
Сейчас Лена уже замужем, у нас внуку 2 года. Когда он говорит "бала" - это для меня самое большое счастье. У нас с ней очень хорошие отношения. За полгода, как уйти отсюда, она начала называть меня мамой. Я ее как старшую брала с собой в поездки, в путешествия со своей компанией, и у нее иногда в разговорах, в шутках вдруг проскакивало:
- Мама! - и снова молчок.
А я все время ловила эти моменты, запоминала их. Потом Саша тоже стал называть меня мамой. Я все представляла себе, что, когда он вырастет, мы его будет провожать в "большую жизнь", и я ему скажу, чтобы он называл меня мамой. Я все время представляла себе эту сцену. А получилось все само. Ему было уже лет 15. Я уехала на выходные к своей матери, он мне позвонил туда и спросил:
- Маму можно?
И по телефону меня назвал "мама". Я приехала после выходных, и опять он меня зовет по имени. Но как-то я поднялась на второй этаж, а он мне кричит:
- Мам, можно взять?
И все. И с этого момента так и пошло. Мы прожили вместе не один год, и взрослые дети начали называть меня мамой.это было.очень радостно.
В нашем полку прибыло!
После этих пяти детей пришел Эдик. Нам сказали: "Будет совсем маленький Эдик". Мы приготовились, что будет маленький трехлетний ребенок, ждали его всей семьей, купили ему какие-то крохотные вещички. Фотографию нам не показали - не было. В день приезда ждем с праздничным обедом, они едут долго, с транспортом проблемы. Наконец часов в шесть открывается дверь, смотрим - стоит длинный худой мальчик четырех с половиной лет. А мы ждали, что будет совсем малыш. Стоит и смотрит на нас. Лена спрашивает:
- Это к нам?
Я говорю:
- Наверное.
Нам его представляют:
- Это Эдик.
Ну, раз Эдик, значит, наш. Мы не обедали, ждали с двух часов, чтобы вместе сесть за стол, а он говорит:
- Я есть не хочу.
Я говорю:
- Ну ты хотя бы сядь с нами за стол, мы тебя ждали. Съешь банан, яблоко.
Он говорит:
- Ну, хорошо.
И проходит к столу, такой деловой. Прошелся по комнатам, все обследовал, вроде все ему понравилось. Ему я тоже мамой представилось, но знала, что у него и мать, и отец живы.
Они умерли, уже когда он здесь был. А так время от времени его навещали и отец, и бабушка. Мать приехала только один раз. Щелкнула его на полароид и уехала. Потом письмо прислала: "Ты же у меняя один-единственный, у тебя, кроме меня, никого нет", и групповую фотографию. Эдик спрашивает у меня:
- Мам, а где она?
Я говорю:
- Нет, Эдик, тут я тебе не помощник. Не знаю.
Потом сказала ему:
- Напиши ей ответ, - но он не стал.
Его дети хорошо приняли, потому что он был младшим. А вот со следующим уже были проблемы.
Вторая мама для 9-летнего "хулигана"
Нам показали Вовкину фотографию:
- Будете брать?
- Будем!
А потом началось:
- Мама, а он в приюте надо кошками издевается, а у нас Пузик!
- Мам, а он черепаху скинул!
- Мам.
Оказывается, Эдик с ним в приюте общался и теперь рассказывает, какой он плохой мальчик. Я - к Лене:
- Лен, он что, такой уж плохой?
Она мне:
- Да нет, нормальный.
Решили - берем. Но дети уже ждали его с большой осторожностью: девятилетний мальчик, хулиган. Приехал - действительно, совсем взрослый.
Когда мы с ним уже сидели вдвоем рядом в комнате, я ему сказала:
- Я бы хотела, чтобы ты называл меня мамой.
А он усмехнулся:
- Что, вторая мама?
Мне уже было не так страшно, потому что я уже знала, что со временем дети все равно потихоньку привыкают. Поэтому я сказала ему:
- Мне, в общем-то, все равно. Но я не знаю, как тебе самому лучше будет, ведь остальные меня зовут мамой. Зови как хочешь: по имени или вообще никак.
Прошло буквально полчаса-час, и он стал ходить за мной и говорить:
- Мама. Мама. Мама. - через каждую секунду. Подойдет, сядет рядом, положит голову на плечо, чтобы гладила, и опять: - Мама. Мама.
А у него мать жива. Пьет, не работает.
С остальными детьми у него долго были натянутые отношения. И дрались они, и ругались, ему было тяжело пробивать стену из них, шестерых, и это утихло только по прошествии года-двух.
Потом я стала просить: "Дайте нам еще маленькую девочку."
Мне сказали:
- Маленькой девочки нет. Есть мальчик, Вова. Возьмете?
Показали фотографию. Девять месяцев, крошечный совсем, глаза огромные. Я с этой фотографией к Лене:
Лен, ты пока детям не говори, смотри, будем брать?
- Мы же девочку хотели.
- Девочки нет, только мальчик.
- Мам, смотри, какой симпатичный. Давай возьмем?
- Давай. Будет еще один Вова у нас.
Годовалый мальчик весом семь килограмм
Когда нам его дали, ему был год и неделя. В моем представлении ребенок в год уже хотя бы сидит или там ползает. А Вовка. Привозят его в одеялах, в пеленках, распутывают, достают, дают мне на руки. И говорят:
- Ты голову-то, голову придерживай, он голову еще не держит.
Зубов нет, весит семь с половиной килограмм. Семь с половиной! Жуткий рахит - огромное пузо, ножки-крючочки. Мне говорят:
- Вы учтите, его надо купать как грудного.
Я - к Лене.
- Лен, а как его купать-то?
Лена мне показала, как мыть надо, у нее опыт был, она же с младшими возилась. Я же никогда не общалась с грудными (он по развитию подходил к восьмимесячному). Жидкая каша, молоко из бутылки, все по чуть-чуть. Как он ел! Все время рот открывал - только успевай ложку запихивать! К нам специально ходили смотреть, как он ест. А нам сказали: двести-триста грамм, больше нельзя. И сажать нам его не разрешали. А сам он не переворачивался, вообще ничего не делал. Как клали - так и лежал. Мы вокруг него прыгаем, игрушками трясем, а ему совершенно неинтересно.
Первые шажки Вовка сделал, когда ему уже был год и семь месяцев Долго не говорил. Я думала, что он вообще никогда не заговорит, потому что он только плакал, больше никаких звуков не издавал, но врачи меня успокаивали:
- Вы не волнуйтесь, заговорит.
Мне было очень интересно, когда он начал развиваться, увеличиваться в размерах, когда начали крепнуть ножки - это было так здорово! По ночам я все слушала, как он дышит - ровно ли, не прерывается ли дыхание.
Вовка стал общим любимцем. Дети его по очереди катали в коляске, каждому надо было подержать его на руках. Он до сих пор избалован вниманием.
"Отдай ее обратно!" - одна против всех
Вику мы взяли совсем недавно. Это было тяжело: по прошествии пяти-шести лет здесь они никого больше видеть не хотят - а зачем, у нас ведь семья!
Я их вроде настроила, они ждали девочку, вместе со мной готовили платья-бантики-игрушки, пришла Вика, они с ней поиграли день, другой, третий, а потом говорят мне:
- Мам, отдай ее обратно!
Начали с ней ссориться, конфликтовать.
- Чего это она тебя сразу стала мамой называть?
Даже Вова-старший - и тот туда же. Я к нему:
- Уж тебе бы говорить, когда ты сам пробивал эту брешь! Чего ж ты теперь на эту девочку нападаешь?
А он мне в ответ:
- Она мне никем никогда не будет.
Я говорю:
- Тебе-то, может, и никем, но мне-то она будет.
Вика порезала ножницами все занавески в комнатах, их вещи. Кто ее знает, зачем. Может, она так на себя внимание хотела обратить, может, сделала это в знак протеста. Дети, понятное дело, сердились.
Сейчас вроде стало полегче, но все равно они мне говорят время от времени: "Вика все не так делает, она к школе совсем не готова, ничего не умеет, мы были не такими."
Ничего, это пройдет. Я уверена, все будет хорошо. Я им всегда объясняю, что нам всем - и мне, и им - повезло, что мы нашли друг друга здесь.
Они уходят, но мы все равно вместе
По достижении 15 лет наши дети уходят в Дом молодежи - общежитие, где они живут, учатся самостоятельности. Так уже ушли Лена, Саша, Вова. Надя скоро должна уходить. Вова так плакал, когда мы расставались. Рыдал у меня на коленке - здоровый парень, на две головы выше меня, и плачет, и плачет. Я ему все говорила, что у нас не прерываются отношения. И каждый выходной он здесь, и Лена здесь, и мы к Лене, и Саша, и дверь не закрыта. Теперь он звонит каждый день.
А еще у нас есть такой ритуал - когда они уходят, мы начинаем целоваться. Приходишь-уходишь - обязательно поцеловаться. И по телефону в конце обязательно надо сказать:
- Целую тебя.
.Иногда приходишь на праздник в школу или сад, они тебя ищут глазами. Нашли - и все, больше им ничего не надо, они ни на кого не смотрят. Поймали твой взгляд и держат его.