Одинокая капля мечтала

Где-то по крышам стучит дождь. Тяжёлые толстые капли с силой бьются о шифер. В последний миг стекляно- водного существования предсмертная тоска вырождается в эйфорию. Всплески адреналина, переливы воды - не красота и не чудо, а всего лишь гул дождя по крыше.

Что за существо такое капля воды? То в чем нет жизни. Даже в слезах жизни нет - в них только безысходность. Но в капле воды чистота и непримиримость с несправедливостью. Это не бред, если присмотреться, понаблюдать за тем, как отражается небо в хрустальных боках крошечных капель - в тех, что станут ручейком через минуту, но ещё несколько секунд пролежат выпуклыми кляксами на глади крыши - если быть внимательным, многое заметишь:

Больше всего мне жаль самую неуклюжую, тяжёлую, распухшую каплю. Потому что у неё никак не получалось добраться до ближайшего ручейка, соединиться с другими каплями - такими же, как она сама, безликими и одинокими - соединиться с ними и разделить их грусть, укатиться в реку и попасть в море, которое не знает о том, что такое одинокая беспомощная крошечная капля.

Огромное строгое старое море. Капля так мечтала быть морем - забыть о себе, маленькой и похожей на остальных, и стать частью свирепого сурового моря. Но долго-долго капля ползла по шершавому грязному холодному шиферу, и ещё сильнее его охлаждала, и мечтала-надеялась, но оставалась единой неделимой. А потом пропала.

Я скучаю по ней.

---

"Если Бы У Меня Была Возможность Прожить Жизнь Заново"

Я бы говорила меньше и слушала бы больше.



Я бы пригласила друзей на обед, даже если на ковре пятно или у меня выцветшая кушетка.



Я бы ела попкорн в своей отличной гостинной и беспокоилась бы меньше о грязи, когда кто-нибудь пытается развести огонь в камине.



Я бы выкроила время, чтобы послушать истории моего дедушки о его жизни.



Я бы никогда не настаивала закрыть окно машины в летний день только из-за того, что ветер развивает мои уложенные волосы.



Я бы сидела на траве с моими близкими и не беспокоилась бы о травяных пятнах на одежде.



Я бы плакала и смеялась меньше, когда смотрела бы телевизор, и больше бы в жизни.



Я бы чаще говорила: "Я тебя люблю"



Я бы по другому воспринимала жизнь... старалась бы воспользовать каждым мгновением... смотрела бы и реально видела... жила бы...



Я перестала бы волноваться из-за мелочей. Не беспокойтесь, что кому-то Вы не нравитесь или что у кто-то имеет больше, чем Вы. Вместо этого заботьтесь о взаимоотношениях с теми, кого Вы действительно любите и кто любит Вас.



А чтоы бы вы сделали?)

@настроение: +0,1

---

Не грустите..)

Не грусти...

Тишину спасая,

Ты закроешь опять глаза...

Не грусти.

Я прекрасно знаю,

Сколько сил отнимает слеза

Понимаю, как дико больно

Быть униженным сетью фраз.

Не грусти...

Ты остался вольным,

И звезды твоей свет не угас.

Оглянись, в жизни много нитей,

Что прочны, несмотря на зло.

Есть на небе твой ангел-хранитель,

Да и в жизни друзей полно.

Не грусти, не смотри печально

В ожиданьи исхода дня.

В этом мире все так случайно...

Кто-то молится и за тебя.

Знаешь, нужно быть просто смелым,

Даже если недолго жить...

Волен ты все, что хочешь, делать,

Только долго не стоит грустить...



Осознай прямо сейчас:



Кто-то очень гордится тобой.



Кто-то думает о тебе.



Кто-то заботится о тебе.



Кто-то скучает по тебе.



Кто-то хочет поговорить с тобой.



Кто-то хочет быть с тобой.



Кто-то надеется, что ты не в беде.



Кто-то благодарен тебе за поддержку.



Кто-то хочет пожать тебе руку.



Кто-то надеется, что все будет хорошо.



Кто-то хочет, чтобы ты был счастлив.



Кто-то хочет, что бы ты нашел его/ее



Кто-то хочет сделать тебе подарок.



Кто-то хочет обнять тебя.



Кто-то думает, что ТЫ - ЛУЧШИЙ ПОДАРОК



Кто-то хочет защищать тебя.



Кто-то не может дождаться, чтобы увидеть тебя.



Кто-то любит в тебе именно тебя самого!



Кто-то ценит твою душу.



Кто-то рад, что вы друзья.



Кто-то хочет, чтобы ты знал, что они здесь для тебя.



Кто-то сделать что угодно для тебя.



Кто-то хочет поделиться своими мечтами с тобой.



Кто-то живет благодаря тебе.



Кому-то нужна твоя поддержка.



Кто-то заплачет, прочитав это.



Кому-то нужна твоя вера в него.



Кто-то доверяет тебе.



Кто-то слышит песню, которая напоминает о тебе.

---

Вот еще одна итория

О создавшейся фирме по торговле медицинским оборудованием я услышала от бывшего одноклассника. Он позвонил мне и предложил работу. Скороговоркой перечислил условия, и я, ни секунды не раздумывая, согласилась



У Лапшина был дар убеждать, а я находилась в безвыходном положении. Муж Максим, математик, ни за что не желал бросать свою науку. Его профессорской зарплаты едва хватало на еду и кварплату. Остальное зарабатывала я - технический переводчик на вольных хлебах. Сын Митя еще учился в школе.

Уже в понедельник я сидела в окружении десяти своих новых коллег в крошечной комнатке у черта на рогах.

- Это наш офис, - сказал Сережа, демонстрируя полуподвальное помещение. И добавил: - Вот увидишь, скоро мы переедем в барские хоромы.

И не соврал. Фирма развивалась быстро, дела шли в гору, рос штат, и вскоре мы заняли уже весь этаж, а меньше чем через два года - целое здание.

С самого начала Сережа собирал не профессионалов, а друзей, на которых можно положиться. У нас сложился семейный стиль - все были в курсе проблем друг друга, вместе отмечали праздники, приносили домашнюю выпечку. В трудную минуту начальство всегда готово было помочь: молодой семье - кредитом на жилье, пожилой женщине - контактами с врачами, детям - путевки в хорошие лагеря. Мне сказочно повезло с работой. В то время куча знакомых с высшим образование торговала и занималась извозом, я же делала то, что умели и любила: заведовала отделом технических переводов и зарабатывала приличные деньги.





Беда и дружба рука об руку



Накануне окончания школы про нашего Митю вспомнили вооруженные силы. Утром я отправила его на медкомиссию, уехала на работу. Через три часа он позвонила: "Мама, они просят, чтобы ты приехала". .Врачей было трое. Один из них держал склянку, на которой было написано от руки: "нашатырный спирт".

- Ваш сын серьезно болен. Его нужно срочно класть на обследование. Лечение будет долгим и дорогостоящим.

Я услышала главное: нужны деньги, большие деньги. Будут деньги - Митя будет жить. Если нет.

- Поменяем квартира, - сказал вечером разом постаревший муж. - Продадим машину.

Я же представляла себе завтрашний разговор с Сережей Лапшиным. Я должна была убедить его в том, что Мите надо помочь. У меня просто не было другого выхода.

Убеждать Лапшина не понадобилось. Он сам предложил помощь. Побарабанив костяшками пальцев по столешнице, он сказал: "Тебе ежемесячно будут выплачивать сумму на Митино лечение, в дополнение к зарплате." Я расплакалась прямо у него в кабинете.

В этот период я почувствовала: меня окружают друзья. На работе все знали о моей беде и старались помочь: кто-то принес видеодвойку, чтобы Мите было не скучно в больнице, кто-то предлагал телефоны врачей, травников, экстрасенсов. Поскольку теперь я разрывалась между больницей и работой, заезжая домой только чтобы поспать, Сергей неофициально разрешил мне приезжать к одиннадцати и уезжать в пять. При том, что случилась такая беда, я не уставала радоваться, как мне повезло с работой, с коллективом.



Тревожный ветер перемен



Предысторию появления у нас аналитического отдела я не помню. В то время я немного выпала из жизни коллектива. И в один далеко не прекрасный день в фирме появилась Галина Петровна. Не знаю, откуда Сергей ее взял. В первый день ее работы по фирме прошел легкий шелест удивления: новый аналитик оказалась психологом по образованию. А на второй день мы увидели объявление о собрании с припиской: "Явка строго обязательна".

На собрании новенькая сидела рядом с Сергеем, осматривая зал. Невысокая блондинка, губы узкие, глаза внимательные. неприятные. Нам ее представили. Она встала и сказала небольшую речь, смысл которой сводился к тому, что она надеется, что ее деятельность позволит фирме наладить внутрикорпоративные отношения. Мы недоуменно переглянулись.

- Что тут непонятного, - пожал плечами муж, выслушав вечером мой рассказ о новой сотруднице. - Просто ваше начальство хочет от вас наконец дистанцироваться. И для этого нанимает сотрудника, который будет его глазами, ушами и руками в коллективе.

"Значит, все меняется", - подумала я. И невольно посмотрела на дверь в Митину комнату. На двери висел календарь с Микки Маусом. Микки Маус корчил веселые рожи, не желая знать о наших проблемах. На секунду я позавидовала ему.

В течение следующего месяца Галине Петровне удалось привести в фирму троих "своих" людей. Одна из них заняла место секретаря-референта в приемной Лапшина - массивная дама, завитая мелким барашком, которую сразу прозвали Овечкой. Специально под нее приемную переоборудовали, а заодно сделали новую дверь в кабинет Сергея - кожаную с золотой табличкой. "Старички" шушукались в курилке, взволнованные переменами.

Между работой и больницей



Я шла по коридору к выходу, когда сзади меня окликнули. Ко мне приближалась Галина Петровна, холодно глядя голубыми глазами.

- Можно узнать, куда вы собрались в рабочее время?

- У меня рабочее время закончилось.

Несколько секунд блондинка в упор на меня смотрела.

- Рабочий день заканчивается в 6 вечера, это касается всех сотрудников.

- У меня сын в больнице, - сказала я, с ненавистью глядя в голубые глаза.

- Это ваши семейные проблемы, их следует решать в нерабочее время. Будьте любезны, вернитесь на место.

Не дожидаясь ответа, она развернулась и ушла, а я, естественно, понеслась к выходу. Внутри все кипело. На следующее утро я примчалась на фирму раньше обычного. С порога я отправилась к Сергею, надеясь поговорить с ним по душам, но. Кожаная дверь была закрыта, за секретарским столом сидела Овечка и пилила ногти.

- Вам чего?

- Я к Сергею. Александровичу.

- По какому вопросу?

- Что вы меня допрашиваете? Пойдите и доложите, что пришла Матвеева, и он меня примет.

- Не примет, - уверенно сказала блондинка. - Приемные часы - читайте- по средам и пятницам, с часу до трех. А сегодня вторник.

Овечка углубилась в свой маникюр. Я уже выходила из приемной, когда услышала за своей спиной:

- Развели моду вваливаться к начальнику в любое время без стука.

Второе столкновение с Галиной Петровной произошло через пару недель. Митино состояние в это время ухудшилось, он лежал в больнице, равнодушный, исхудавший, с забинтованной головой. Разговаривал мало, ничего не хотел, ни на что не жаловался. Нам с Максимом не удавалась его развеселить, и по возвращении домой мы запирались каждый в своей комнате: Максим курил, я плакала в подушку.

В один из таких дней я приехала на работу позже обычного - усталая и заплаканная. Галина Петровна сидела в холле, возле охраны. Она сказала мне:

- Вы опоздали на сорок минут.

- У меня сын тяжело болен.

- У вас на все одна отговорка. Мало ли кто у кого болен. Личные проблемы надо оставлять за порогом фирмы.

- Вы не понимаете, он очень тяжело болен.

Она уже меня не слушала.

- Потрудитесь подготовить объяснительную записку на имя Сергея Александровича. Да, и не забудьте прийти сегодня на собрание.

У меня перед глазами стоял мой худой сын с синяками под глазами. Я сквозь слезы посмотрела на нее. Господи, какая глупость все эти разговоры, когда Митя, мой ребенок, лежит и ждет, когда я приеду, чтобы улыбаться ему, болтать и отвлекать от грустных мыслей! Да пусть он только позовет - я ни на секунду здесь не задержусь.

Семейные проблемы никого не волнуют!



Ничего я, разумеется, писать не стала. В конце концов я начальник отдела и подчиняюсь непосредственно директору. А какая-то Галина Петровна мне не указ. Поэтому, когда перед собранием она подошла ко мне с вопросом, написала ли я записку, я ей все это и выложила. Она сверкнула голубыми глазами и, ни слова не говоря, ушла.

На собрании Сергея не было. Галина Петровна долго говорила о то, какие у нас недостатки и как мы с ее помощью их исправим. Потом она надела очки.

- Тут у меня данные по работе разных отделов. Отдел сервисного обслуживания - молодцы. Никаких жалоб, все делается аккуратно и в срок.

- Ну да, - хмыкнул кто-то, - у них как раз на днях пропало запчастей на несколько тысяч долларов. Молодцы!

- .Отдела рекламы тоже хорошо работает, никаких нареканий. Отдельно хочу сказать об отделе технических переводов. Я вообще не понимаю, чем он занимается. Чтобы переводить инструкции, достаточно студента со знанием языка. Я почитала переводы - на мой взгляд, он сделаны отвратительно.

Уши у меня горели. Я пять лет работала с инструкциями и ни разу не слышала такой оценки своей деятельности. Собрание шло дальше.

- Несколько слов о дисциплине. В фирме недопустимо вольное отношение к рабочему времени: хочу - прихожу, хочу - опаздываю. На вахте будет лежать журнал, где я попрошу каждого сотрудника расписываться и проставлять время прихода и ухода. Опоздания будут караться штрафами.

Напоследок я снова услышала о себе.

- Некоторые сотрудники считают возможным использовать тяжелое семейное положение в качестве оправдания своих опозданий и неявок. С этим я буду бороться. Никаких поблажек у нас не будет. Те, кто с этим не согласен, могу прямо сейчас писать заявление по собственному желанию.

Мне показалось, что все с жалостью смотрят на меня. Хотелось провалиться сквозь пол, чтобы не видеть этих сочувствующих взглядов, этого собрания, этой ненавистной женщины.

Вечером я рассказала обо всем Максиму. Он сказал:

- Увольняйся. Она все равно тебе жизни не даст.

- За что она меня так невзлюбила?

- Может, она просто потихоньку убирает всех "старичков", чтобы поставить на их места своих людей, - Макс, будучи теоретиком, высказывает иногда здравые суждения. - И в этом случае она не успокоится, пока не вышвырнет тебя за дверь.

- Я пойду к Сереже! - вскинулась я. - Поговорю с ним! Он меня поймет, мы с самого начала вместе!..

- Дорогая, - усмехнулся Макс, - именно Сережа и привел эту даму, не забывай об этом. Я тебе уже объяснял: роли поменялись, а ты все до сих пор меряешь этими старомодными категориями - дружба, симпатия, любовь.

- Это жестоко! - крикнула я.

- Бизнес - вообще жестокая штука.

- А Митя? - тихо спросила я. - Ты забыл, что Митино лечение целиком оплачивается моей фирмой? За каждый день в больнице платит Лапшин!

Муж помрачнел и сказал:

- Займем. Переедем.

- Я пойду к Сереже. Встану на колени. Буду плакать. Ноги целовать. Что угодно. Лишь бы остаться.

В этот вечер в доме впервые прозвучало слово "увольнение". Помню, как я сидела, закрыв глаза, и пробовала его на все лады: увольнение - вольно - вы можете быть свободны. Меня вышвырнут из фирмы, а Митю из больницы. Какая странная взаимосвязь, ведь фирма в одном конце города, а больница - в другом. Я сама не заметила, что плачу. Макс обнял меня за плечи и отвел в спальню.

Идет охота на меня, идет охота!



С этого собрания началась откровенная травля. Галина Петровна то и дело пыталась повесить на меня какие-то поручения, которые были вне моих обязанностей, а когда я ей об этом говорила, заявляла, что я вообще должна радоваться, что меня не уволили. Потом она и ее команда перестали со мной здороваться. Это было глупо, смешно, но действенно и болезненно.

Когда я ехала в автобусе или сидела за своим рабочим столом, или общалась с коллегами, я все время будто видела Митю внутренним взглядом - как он сидит на своей койке в больнице, как идет на процедуры, как ему ставят капельницу. Поэтому я была словно здесь и не здесь и видела себя со стороны - как я шучу, улыбаюсь, печатаю, на самом деле отсутствуя. С другой стороны, я прекрасно понимала, что для того, чтобы удержаться, нужно работать, поэтому я старалась что-то делать, проявлять инициативу, иначе... Мимо доски с приказами я пробегала не глядя. Я боялась листочков с жирной надписью посередине: "ПРИКАЗ".

Я подала Сереже макет рекламного буклета к выставке с переведенными и написанными мной текстами, а через два дня Галина Петровна буквально швырнула мне его в лицо, сказав, что большей халтуры она еще не видела.

Через месяц я случайно увидела в холле наш новый буклет и, открыв его, поразилась: это был мой макет, с моими текстами, которые совпадали вплоть до запятых. А на следующем же собрании Галина Петровна во всеуслышание похвалила рекламный отдел, который сделал отличный буклет.

Рекламщикам дали премию. Я не верила своим ушам.

Через некоторое время я заметила, что все мои идеи и инициативы моментально бракуются Галиной Петровной, однако после неизменно воплощаются в жизнь уже под маркой аналитического отдела. Я поняла, что благодаря этому мое присутствие на рабочем месте становится все более и более бессмысленным. Поэтому, когда это случилось в очередной раз, я пошла к ней разбираться.

- Галина Петровна, - начала я с порога, - если вы меня уволите, я подам на вас в суд, и меня восстановят.

- Подавайте! - я услышала в ее голосе торжество. - Только зарплату-то мы вам платим по двум спискам - черному и белому. Официальная ваша зарплата равна ста долларам, то есть в несколько раз меньше, чем вы в действительности получаете. Подавайте, Матвеева. Вас восстановят, и вы будете получать свою законную зарплату. Но подумайте, каково вам будет работать в коллективе, который вы предали.

Помолчала и добавили:

- А потом я все равно добьюсь вашего увольнения с такой записью в трудовой и с такими рекомендациями, что вам мало не покажется.

Страх оказаться на улице без денег был все сильнее и сильнее. В конце концов я бы пережила увольнение, но у меня на руках был больной Митя. По ночам мне снилось, как его выставляют из больницы. Как я прошу милостыню на углу у собора. Снились мне и деньги - зелененькие, новые, хрустящие. Я просыпалась на мокрой от слез подушке и шла на работу.

Последняя попытка оказалась неудачной



Еще через пару недель мне позвонили из бухгалтерии.

- Наташка, - шепотом предупредила бухгалтер, - фурия собирается проверять зарплаты.

Я повесила трубку и выскользнула в коридор. Подойдя к дверям бухгалтерии, я услышала истеричный визг:

- Как это может быть?! С какой стати ей перечисляются такие деньги?!

Сердце упало: я поняла, что речь идет обо мне. Я прислонилась к стене.

- Кто распорядился?!

Ей ответили, кто. Ее голос упал на два тона ниже.

- Я все это прекращу, причем немедленно. Больше никаких выплат, слышите меня? Сергея Александровича я предупрежу.

Из своего кабинета я впервые за все это время позвонила Сереже на мобильный, попросила о встрече.

- Ради Бога, выкрои для меня пять минут! Я подойду прямо сейчас, ладно? Только предупреди свою секретаршу, а то она меня не пустит.

Впервые за несколько месяцев я попала в кабинет директора. Оказывается, в нем сделали ремонт: новая мебель, обои, картины. Да и сам Сережа чем-то неуловимо изменился.

Я вкратце описала ситуацию, рассказала про разговор, подслушанный в бухгалтерии. Он слушал внимательно, не перебивая.

- Ну а как Митя? Получше? - спросил он наконец.

Я ответила. Он покивал, что-то соображая.

Тут зазвонил телефон, он снял трубку, и я поняла, что это Галина Петровна, по моему поводу.

- Да, это было мое распоряжение. Да, возможно, вы и правы.

Я поняла, что в эти самые секунды решается моя судьба, судьба Мити. Не соображая, что я делаю, я подошла к нему и взяла его за рукав. Он посмотрела в мои глаза и сразу же отвернулся.

- Я вам перезвоню.

Он повесил трубку и долго, не глядя на меня, говорил о том, что бизнес меняется, что, в общем-то, отдел технического перевода действительно выполнил свои функции. Кажется, я даже не дослушала его - развернулась и вышла, а он все еще что-то говорил, глядя в сторону. Я хлопнула дверью, Овечка открыла удивленный ротик. Мне было все равно. Через пять минут я сидела в отделе кадров и писала заявление по собственному желанию.

- Все бегут и бегут, - вздохнула кадровичка, - работать некому. Написали? Куда пойдете?

- Не знаю, - сказала я ей, - куда угодно, но подальше отсюда.

Без работы: все не так уж страшно



Через три месяца мы обменяли квартиру на меньшую, с доплатой. Я снова делаю переводы, сидя дома. Постоянную работу найти пока не могу - все-таки возраст. Мите, слава Богу, лучше, он ходит на процедуры и пьет таблетки, но уже живет дома, учится.

Моя ненависть к Галине Петровне со временем не уменьшилась. Более того, я заметила, что постоянно будто веду с ней внутренний диалог, что-то ей доказываю. Однажды приятельница с работы сказала, что у нее больна дочь, и я искренне обрадовалась: может, она наконец поймет, что это такое - болезнь ребенка, а потом сама испугалась. Остается только надеяться, что со временем это пройдет.

---

Do you live еще, моя старушка?

Live и I. Hello тебе, hello!

Let it flow over your избушка

Evening свет in our big село.



полная версияI am told, что ты, тая тревогу,

Miss me шибко under lonely moon,

Что ты often ходишь на дорогу

In old-fashioned second-hand шушун.



And you see в вечернем синем мраке

Holy Jesus, same shit - oh, Gosh! -

That somebody мне в кабацкой драке

Саданул под сердце Finnish нож.



But relax, родная! Успокойся.

This is only тягостная бредь.

I am not a f###ing alcoholic,

Чтоб, тебя не видя, умереть.



I am still такой же очень нежный,

And I dream, my darling, лишь о том,

Чтоб скорее from тоски мятежной

To get back in низенький наш дом.



I'll return, когда раскинет ветви

Our garden - старый белый сад.

But I bet you, mama, на рассвете

Wake me not like восемь лет назад.



Do not wake того, что отмечалось,

Don`t excite того, что не сбылось, -

Слишком early losses and усталость

To experience мне привелось.



Don't teach me how to pray. Не надо!

To the old возврата больше нет.

You're my only помощь & отрада,

You're my only несказанный свет.



So forget about your тревога,

Не грусти and I shall come back soon.

Don't go so often to дорога

In old-fashioned second-hand шушун.

---

Международный Винни Пух

Англия - сэр Винсент Пуух

Армения - Виник Пуханян

Бельгия - Виннил де Пухильде

Бразилия - Лиуш Назарио Соуса Лима Франсиско Винниуш Пухинья де ля Санта Мария

Германия - Хер Вильгельм фон Пухен

Голандия - Винсент ван Пухкелен

Грузия - Виначар Пухашвили

Дания - Винни Пухсен

Израиль - Виннихак Пухберг

Индонезия - Виннилар Пухарто

Индия - Виннира Пуханди

Ирак - Виннидам Пухеин

Иран - Винниех Пухейни

Ирландия - Винни О’Пух

Италия - Винсенте дель Пухини

Испания - дон Виннио Пухалес

Камерун - Кхвини Мбпух

Китай - Вин Ни Пух

Ливан - Виннин Пухнан

Нигерия - Виннибу Пухегбени

Норвегия - Виняер Гуннар Пухяер

Россия - Винни Владимирович Пухин

Саудовска Арабия - шейх Вин ибн аль Насер эль Сахиб эс Пухар

Франция - Виниус д`Пухле

Швеция - Вин Пухсон

Шотландия - Винни МакПух

ЮАР - Виньсон Пухела

Япония - Винихоту Пухинага

---

Превратилась в дождь

Превратилась в дождь

Я сегодня прольюсь дождем,

Чтоб в автобус ты сесть не смог,

И пошел бы домой пешком,

Весь насквозь до нитки промок.



Буду рядом с тобой идти,

Что-то на ухо тихо шептать,

И бессовестно по пути

На глазах у всех обнимать.



Не заметит никто ничего,

Да и ты вряд ли что-то поймешь.

Просто я, чтоб побыть с тобой,

Превратилась сегодня в дождь...

---

Я знaю, ты пoдумaл oбo мне

Я знaю, ты пoдумaл oбo мне,

Кoгдa тихoнькo дoждь прoшёл пo крыше

И мне oстaвил, прoшуршaв чуть слышнo,

Букет oсенних листьев нa oкне.



Кoгдa Лунa, кaчaясь нa вoлне

Дрoжaщих звёзд, плылa пoд пaрусaми

Oсенних туч нaд спящими лесaми,

Я знaю, ты пoдумaл oбo мне.



Кoгдa принёс мне ветер в тишине

Издaлекa дыхaние рoднoе,

Кaзaлoсь мне, ты гoвoрил сo мнoю,

Я знaю, ты пoдумaл oбo мне.

---

Это история обыкновенной женщины, одной из нас, которая жила как все, радовалась и ог

В один из обычных вечеров мы с мужем укладывались спать. Я, зевая, расчесывала волосы, Сергей уже лежал в постели и досматривал новости. Когда я залезла под одеяло, Сергей щелкнул пультом, выключил свет и обнял меня. А через несколько секунд он с удивлением спросил:

- Слушай, а что это у тебя такое?

- Грудь, наверное, - удивилась я.

- Вот тут что-то твердое. Ты не чувствуешь? Больно, когда я нажимаю?

- Погоди.

Я включила свет и села на кровати. Сон как рукой сняло.

- Здесь. чувствуешь?

Я пощупала грудь. Небольшое уплотнение, размером с горошину. Где-то глубоко внутри. Я рывком откинулась на подушку.

- Синяк, наверное. Помнишь, я говорила, что ушиблась в автобусе?

- Синяк? Спустя полгода?

Мы молчали. Мы слишком хорошо знали друг друга, чтобы что-то говорить.

- Завтра же к врачу, ты поняла?

Я не ответила.



Онкодиспансер: очередь за надеждой



Конечно, назавтра ни к какому врачу я не пошла. Во-первых, у меня был очень важный день на работе. Во-вторых, мне подумалось, что плюс-минус два дня ничего не изменят. И в-третьих. сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что подтвердятся мои подозрения. Было слишком много грозных признаков: уплотнение, боль. и к тому же моя тетя умерла два года назад от рака молочной железы. Но каждое утро я волей-неволей в ванной ощупывала это место. Мне стало казаться, что "горошина" увеличивается, и все болезненнее реагирует на прощупывание. Наконец наступил момент, когда я поняла, что не смогу больше жить под этим дамокловым мечом, и пошла в районный онкологический диспансер.

Туда я приехала встревоженная, а когда переступила порог этого заведения, то меня охватила тоска: огромная очередь из несчастных женщин, обшарпанные стены, старое аварийное здание. На стенах были развешаны рекламные плакаты фирмы, изготовляющей грудные протезы, и женщины, сидевшие в очереди, случайно взглянув на них, поспешно отводили глаза. В коридоре было тихо, никто не болтал, как это обычно бывает в очереди в поликлинике. Настолько тихо, что было слышно, как в окно бьется муха. Я, не отрываясь, смотрела на нее, лишь бы не видеть развешенные по стенам изображения протезов. Я по-детски загадала: если муха доберется до форточки, значит, у меня все будет в порядке, ложная тревога. А если нет.

Муха билась о стекло, отлетала назад и снова бросалась к дневному свету. Из-за двери кабинета выкрикнули мою фамилию. Я взялась за ручку и в последний раз обернулась к окну, умоляюще глядя на муху: она по-прежнему упорно таранила стекло.

Докторша долго мяла мою грудь, потом отправила меня на маммографию и УЗИ. Когда я вернулась, она рассматривала мои снимки и наконец сказала:

- Нужно взять пункцию. Пока ничего сказать не могу.

Я умоляюще посмотрела на нее.

- Доктор, скажите, у меня. рак?

Докторша упрямо повторила, не глядя в мою сторону:

- Нужно сделать пункцию!

Пункцию я сделала. Через два дня она позвонила мне и сообщила, что у меня найдены атипичные клетки.

Наедине с диагнозом: кто кого



Я хорошо помню, как я встретила это известие. Телефон зазвонил как раз тогда, когда я выжимала в ванной белье, и я выскочила наружу с мокрой майкой. И, когда докторша сказала про эти самые клетки, я машинально крутила в руках майку. Я вроде как ее даже не услышала. Вот, думаю, пятно не отстиралось, придется замачивать.

- Алло, вы меня слышите? Пожалуйста, не надо так переживать, сейчас все это очень хорошо лечится. Нужно, чтобы вы пришли на прием, мы обсудим ваше дальнейшее лечение. Алло!

В разговоре докторша упорно избегала слов "рак", "онкология", заменяя их принятыми у врачей эвфемизмами, но я сразу все поняла. Наверно, с того момента, как мухе в диспансере не удалось выбраться наружу, я этого ждала.

Мне казалось, что это говорят не со мной. Этого просто не могло быть. Как так: я стираю Лешкины и Машкины вещи, у меня на следующий месяц стоит интересный проект на работе, летом мы собирались ехать всей семьей на автобусе по Европе, и вдруг.

Уже потом, когда повесила трубку и тупо валялась на диване (причем я не сразу заметила, что плачу), я вдруг подумала: а может, и не будет никакого лета-то. Нет, конечно, лето будет - меня в нем не будет. Я воспринимала это как-то отстраненно. Вот, думаю, какое-то маленькое уплотнение, скопление клеток может убить такое большое красивое тело. И еще я думала: если посмотреть на меня, внешне все в порядке, и никто не знает, что внутри моего тела бомба с включенным часовым механизмом. А Маша и Леша? Они еще такие маленькие, кто о них позаботится? Неужели я не увижу, как они вырастут? Стало так страшно, что показалось, что меня парализовало. Я пошевелила пальцами, чтобы избавиться от этого ощущения. Я сжала зубы и сказала себе: все будет хорошо, меня обязательно вылечат. Кто сказал, что рак - это неизлечимо? Сейчас все лечат. И тут я вспомнила мамину сестру, умершую от рака. Нет, ее не вылечили. Ну и что? А меня вылечат. Она была старая, а я молодая. Все будет хорошо. Я так лежала , пока не начало темнеть.

.К тому моменту, когда муж вернулся домой, глаза у меня были сухие. Правда, в последующие дни я несколько раз срывалась и со стыдом обнаруживала, что плачу, разговаривая с друзьями, родственниками. Потом это прошло. У меня была масса дел. Я не могла позволить себе сложить лапки.

Теперь я знаю, что это самый правильный настрой. Нельзя себя жалеть. Лежа в больнице, я столько раз видела, как ломались сильные и уверенные в себе женщины, как они уставали. Это было видно по глазам: вот этот человек борется, барахтается, а этот - уже нет. Теперь я знаю, что рак боится сильных.

Три круга онкологического лечения



Дальше были все те круги лечения, которые отмеряны всем больным с онкологией. Когда я переступила порог больницы, то поняла, что сына и дочь я сюда ни за что не пущу. Женщины, несчастные, прооперированные, перебинтованные, с дренажными трубками. Я шла туда, дав себе обещание, что буду держать себя в руках. В первый же день при осмотре, когда моя соседка разделась, я увидела. что у нее нет груди. Это было так ужасно. Я выскочила в коридор и долго сидела там без мыслей, без слез.

Почти сразу меня отправили на операцию. Моя мама - врач - взяла с меня обещание, что я не буду упрашивать подождать с операцией, отказываться от лечения. Операция, наркоз, отход от наркоза. Я была слабая и вялая, и иногда в полузабытьи ко мне приходили такие мысли - а может, не стоит оно таких мук? Будь что будет!

Мне здорово помогли мои соседки по палате. Если кто-то думает, что мы там с утра до вечера плакались друг другу в жилетку, то он ошибается. Мы говорили о наших детях и мужьях, о работе, о каких-то мелких проблемах. Одна женщина начала рисовать, когда заболела. Другая стала чаще заглядывать в церковь. Им было для чего жить. Я сказала себе: у меня дети, Маша и Леша. Я не имею права уйти от них.

.Мне сделали органосохраняющую операцию - удалили только часть железы, поэтому у меня осталась грудь. Сейчас я знаю, как мне повезло, потому что многие женщины испытывают чудовищные муки из-за мастэктомии, из-за того, что после операции чувствуют себя уродами. Но тогда я не хотела сидеть и изучать, какой стала моя грудь. Я была занята: читала литературу, в том числе духовную, работала над новым проектом и даже занялась итальянским языком, который давно мечтала выучить. Смешно, конечно, если подумать: у нее рак, а она лежит и читает учебник по итальянскому.

Потом, после операции, была лучевая терапия. Затем - химия. Полезли волосы. Часто тошнило. Я здорово похудела. Мне повезло, что у меня вообще здоровый и сильный организм, поэтому я переносила химию легче, чем многие мои соседки. У кого-то была рвота, кто-то жаловался на сердце. Волосы лезли у всех. Врачи говорили, что через месяц отрастут другие, еще лучше. Я постриглась почти наголо.

Сережа, мой Сережа, сказал, что мне даже идет, когда мало волос. Он держался потрясающе, и только изредка, когда он думал, что я его не вижу, замечала в его глазах сострадание.

В больнице и ворота, и двери, и стены были заклеены объявлениями с предложениями "чудодейственного лечения". Поскольку у меня мама - врач, я всегда скептически относилась к "травкам" и колдунам. Когда мама узнала о моем диагнозе, она сказала:

- Тебе наверняка будут советовать всякие чудесные исцеления. Не верь. Тебя будут убеждать, что именно это средство помогло, будут называть имена, обвинять тебя в косности. Никого не слушай, только своих врачей.

Персонал больницы постоянно срывал объявления, но они ежедневно появлялись заново. Когда я гуляла, то обязательно проходила мимо входа и срывала несколько штук, чтобы выбросить. Я знала одну такую историю "чудодейственного лечения". Это произошло с дочерью маминой бывшей одноклассницы. Женщина отказывалась лечить свою девочку медицинскими методами от меланомы (рака кожи), водила ее по целителям и бабкам, а врача - терапевта из районной поликлиники - вызвала только тогда, когда несчастная девочка уже не вставала с постели. Спасти ее не сумели.

В больнице я также поняла, насколько важно не просто верить, а с пониманием. Мне рассказывали о женщине, которая решила, что раз Бог послала ей болезнь, то она должна ее смиренно принять и не сопротивляться. Она отказалась от лечения. И даже батюшка не сумел ее переубедить. Я этого не понимаю и не хочу понимать. Никто не сказал, что нельзя бороться против болезни. Болезнь, по моему мнению, - это испытание на прочность. Мама, моя неверующая мама, принесла мне в больницу крестик, которым меня когда-то крестили.

.Потом меня наконец выписали. Лешка и Маша встретили меня мужественно, бросились целовать-обнимать, виду не показали, что во мне что-то изменилось, хотя я выглядела страшно: лысая и уставшая, с синяками под глазами. Я думаю, врачи много общались с моими родными, потому что Сережа, который раньше всегда потакал моим слабостям и капризам, держался со мной строго и изо всех сил старался, чтобы у нас все было так, как раньше. Больше всего я благодарна ему за то, что когда он в первый раз увидел меня без одежды, он не отвел глаз. Я знаю, что это очень важно. Для многих трагедией была именно реакция мужа.

Я возвращаюсь домой, в семью, в работу. в жизнь



Мои родные вели себя со мной совершенно правильно: они брали на себя тяжелую работу по дому, но при этом требовали, чтобы я выполняла свои обычные обязанности, которые была способна выполнять, - готовила, читала Маше на ночь, делала небольшие покупки во время прогулок. Сережа настоял на том, чтобы я как можно раньше вышла на работу.

Надо было скорее выключаться в нормальную жизнь, чтобы рак видел, что ему в ней места нет. От инвалидности я отказалась. А через три месяца пошла на курсы автовождения.

Но несмотря на то, что я твердо верила, что все мои проблемы позади, временами на меня накатывало отчаяние. Поэтому после выхода из больницы я много общалась с психологом, спасаясь от почти неизбежной послеоперационной депрессии. Оказавшись дома, часто бывая наедине сама с собой, я поневоле "расслабилась": ведь в стационаре меня постоянно окружали такие же больные, как я, а то и те, кто был в значительно худшем положении.

Дома после выписки я делала специальную гимнастику, спала на элевационной подушке, ходила на массаж, на процедуры, периодически обследовалась. Много гуляла - "набирала" лейкоциты после лучевой терапии, сидела на диете, потихоньку нарушая запреты врачей и возвращаясь к своему обычному образу жизни.

Прошло три года. Мне кажется, что с тех пор я стала острее чувствовать жизнь, научилась ценить каждое мгновение, радоваться мелочам и не огорчаться по пустякам. Возможно, потому, что я на собственном опыте поняла, какой это ценный дар - жизнь и как легко его можно потерять.

Да, а по Европе на автобусе мы все-таки поехали - в следующем году. Наверное, это была одна из самых лучших наших поездок. Может быть, потому, что мы впервые осознали, какое счастье, что мы вместе, что мы живы, что мы есть друг у друга.

---

Кажется я заболела....(

---

Стишок

Мы любим тех,кто нас не любит

Мы губим тех,кто в нас влюблен.

Мы ненавидим,но целуем

Мы не стремимся,но живем.

Мы позволяем,не желая

Мы проклинаем,но берем,

Мы говорим и забываем,о том,

Что любим-вечно лжем.

Мы безразлично созерцаем,

На искры глаз не отвечаем

Мы грубо чувствами играем

И не жалеем ни о чем.

Мечтаем быть с любимым рядом,

Но забываем лишь о том,

Что любим тех,кто нас не любит

Что губим тех,кто в нас влюблен...

---

Сегодня день прошёл очень быстро. В метро Герду ждала 20 мин. Оказалось она пришла раньше.) Пара информатики прошла бытро, хотя долго выбирала дежурных в столовую. Пришлось идти самой.(Компот был просто ужас).

На географии Л.А. орала на нас, а мы на неё. Довели её, я думала,что она щас упадет в обморок.Но ничего такого не было.

Потом нас забрали на репетицию для викторины . А потом у нас была психология.

Было весело. Мы должны были рисовать пальцами.Но т.к. я вчера сделала маникюр, я рисовала кисточкой. Разы вышли что надо, хотя были похожи на астры. Потом разрисовывали мужской туалет. Было клёво. Все, кто потом туда заходили, шарахались. Ну это же

мы!) У мня не была английского,УРА! и я смогла приехать домой пораньше. Сегдня сказали, что я должна участвовать в интернет-олимпиаде по истории. Также сегодня нас очень обрадовали.сказали что те кто участвуют в виклорине, не будут сдавать анлийский во время сессии. УУУУУУУУУРРРРРРРААААААА!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!на 1 экзамен меньше.

на данный момент мне нужны чашка кофе(лучше2)и пульт.))

---

Грустная история (

Мы редко задумываемся о том, что можем потерять близкого нам человека. Мы не обращаем внимания на его проблемы, хотя иногда он просит нас о помощи - по-своему. Но мы не слышим. Или не хотим слышать.



Как говориться, большие детки - большие бедки. Наши "бедки" начались тогда, когда в доме впервые прозвучало имя Маша. Я и раньше замечала, что наш сын, Дима, стал чаще уединяться с гитарой в комнате, иногда отмечала на его лице какое-то странное выражение. Я так думаю, Маша была уже давно. Но однажды он в порыве какого-то настроения рассказал мне: вот, мол, учится в параллельном классе некая Маша. Выиграла недавно городскую олимпиаду. А у самого все на лице написано - будто это не Маша, а он олимпиаду выиграл.



Школьный роман? Это несерьезно!



Я, конечно, виду не подала, но немного испугалась. Что за Маша? Кто она такая? А вдруг она еще чем-нибудь его зарази, у них нынче все быстро происходит! А может, она его затащит в какую-нибудь компанию, а там алкоголь, наркотики. Или забеременеет, и что тогда делать? А потом подумала - взрослый человек, самостоятельный, сам разберется. Мы, как могли, воспитали, все объяснили, больше ничего сделать мы не можем...

Это я потом вспомнила, когда уже все случилось, по крупинкам восстанавливала события: когда я впервые услышала о Маше, когда увидела ее, как она говорила с Димой, как она себя держала, как он на нее смотрела.

Увидела я ее впервые, когда у Димы был день рождения. Действительно, симпатичная девочка. Улыбчивая, раскованная. Хотя, на мой взгляд, таких Маш много. И есть гораздо интереснее. Особого внимания не обратила - ну Маша и Маша, у него таких еще тысяча будет. А вечером он меня спросил:

- Как тебе Маша?

Это я сейчас понимаю, что не надо было, наверное, отвечать так, как я ответила. Он ко мне со всей душой - ведь он не у отца, а у меня спросил! - а я. А тогда я мыла посуду, усталая была, как собака, и пожала плечами: "Маша как Маша, ничего особенного". Сын сник и больше эту тему не поднимал. Конечно, если бы я тогда повнимательнее присмотрелась к происходящему, то увидела бы много интересного. Но мне было не до того: мы с Пашей, моим мужем, в очередной раз надумали разводиться.



"Как ты мог!" - кричала я



Ко дню рождения Маши Дима готовился давно. Я это знала. Знала, что он копит деньги, - он сам как-то обмолвился. Я удивилась:

- Господи, да попроси у отца, он даст!

Но Дима гордо так посмотрел на меня и сказал:

- Не надо. Я сам.

Ну сам, так сам.

Я не знаю, где он среди зимы раздобыл в нашем городе орхидеи. Но накануне Машиного дня рождения пришел домой с огромной веткой, на которой было два десятка неземной красоты цветов. Мне даже немного завидно стало: ни его отец, ни он мне таких цветов не дарили.

Сам гордый такой, довольный. Днем в воскресенье собрался, приоделся, вышел в коридор, чистит ботинки, что-то насвистывает. Я вышла к нему.

- Что дарить будешь?

Он улыбнулся, довольный, открыл дверь в свою комнату, а там в кресле сидит огромный плюшевый медведь, почти с него ростом. Я ахнула. Дима ушел, таща этого гиганта и цветы.

А у нас с мужем воскресенье прошло тиха, по-семейному. Вечером мы с Пашей сели ужинать. Он высказал мне все претензии по поводу того, что третий день подряд макароны, я ответила, что я не нанималась таскать картошку, когда в доме два мужика, он пожал плечами - мол, о чем с тобой вообще говорить, включил телевизор. Тут начался фильм, наш, название не помню, актеры хорошие, фильм интересный. Мы сели смотреть. Я шью, Паша одновременно книжку читает, в общем, со стороны семейная идиллия, не считая того, что мы давно уже друг другу чужие. И вдруг я случайно смотрю на часы и замечаю, что уже половина одиннадцатого, а ребенка-то дома нет. Меня как подбросило из кресла. У нас с ним уговор был: ты взрослый, делай что хочешь, гуляй с кем хочешь, но до десяти изволь быть дома. И он всегда выполнял это требование. И вдруг.

Я бестолково заметалась по комнате, разыскивая свою записную книжку, Паша выключил телевизор, наконец я нашла телефоны его приятелей и стала их обзванивать. Все, кто был у Маши на дне рождения, уже давно дома. Я глотаю успокоительное, а Паша сидит в своем кресле и время от времени высказывается оттуда, какая я плохая мать и что я не умею воспитывать.

- Это все ты! "Мальчик уже взрослый, надо дать ему свободу." Ну, теперь поняла, что на деле означает твоя демократия? Этого мальчика надо держать в ежовых рукавицах!

Я уже на взводе, говорю:

- Давай сначала Димку найдем, потом будем разбираться, - а он меня как будто не слышит:

- "Он такой благоразумный, самостоятельный." Получила?!

Меня вдруг начало трясти. Никогда такого не было, а тут колотит, как от холода. Я даже заикаться начала:

- П-павел, - говорю, - замолчи.

Видимо, я так это сказала и у меня было такое лицо, что муж сразу замолчал. А я продолжала звонить его одноклассникам и друзьям: кто, когда и с кем уходил, кто его видел, что случилось на дне рождения. Никто ничего не знает, Маша целовалась на кухне с Лешей, а Дима ушел в разгар вечеринки. Я про себя думаю: Господи, сделай так, чтобы он нашелся, пожалуйста, пусть нас ограбят, пусть дача сгорит, но только чтобы с Димкой все было в порядке. А у самой внутри какой-то животный материнский ужас, потому что никогда ничего подобного не было.

Время - полночь. Паша кругами ходит по комнате, я сижу с закрытыми глазами в кресле и говорю себе: еще три минуты, и я звоню в милицию. Еще две минуты. Еще пять.

И тут вдруг - звонок в дверь. Мы бросились в прихожую, Паша открывает, а в дверях, прислоняясь к косяку, с закрытыми глазами стоит Димка. У меня прямо вся злость пропала. Я сначала даже не поняла, что с ним, - думаю, ему плохо, больно, бросилась к нему:

- Сынок, что с тобой?

А Паша отодвинул меня в сторону:

- Он пьян, отойди от него.

И действительно, смотрю, Дима стоит и качается, вот-вот свалится на пол. Паша поднял его, перебросил через плечо и понес в комнату. Уже когда отец положил его в постель, он вдруг открыл глаза и говорит:

- Маша, Маша, - и заплакал. На меня смотрит, отца не видит, говорит мне: - Мам, я пригласил ее танцевать, а она сказала: "Ни-ко-гда!" - прямо так и сказала, представляешь, и засмеялась! "Ни-ко-гда!"

И улыбается бессмысленной улыбкой. А по щекам текут слезы. Я присела на край кровати, глажу его по волосам: ничего, ничего, - шепчу что-то, а он не слышит, уже спит. Вы когда-нибудь видели своего ребенка пьяным и плачущим? Того самого, который еще совсем недавно шел в первый класс и светился от гордости, потому что сам тащил свой ранец? Господи, думаю, за что ему такая напасть, такая любовь-мучение?

Утром Павел демонстративно не разговаривал с Димой, уехал на работу, хлопнув дверью. А я, дура, вместо того, чтобы поговорить с ним по-человечески, накинулась на него:

- Как ты мог?!

И дальше: где ты шлялся, я же волнуюсь, что ты пил, рановато начинаешь, чем все это закончится, тебе надо учиться, а у тебя только гитара да девочки на уме, а теперь еще и выпиваешь, такой-сякой. Дима все это выслушал и говорит:

- Извини, пожалуйста, что ты из-за меня волновалась.

И вся. Заперся у себя в комнате. Из-под двери музыка играет, больше ничего не слышно. Я уже к тому моменту остыла, злость прошла, думаю, надо поговорить, узнать, может, ему чем-то помочь надо, может, он хочет выговориться, постучалась к нему:

- Дим, открой, поговорить надо.

Он открыл, стоит на пороге, на меня смотрит. Я говорю:

- Что у тебя с Машей?

Он помолчал, потом сказал:

- Мама, я уже, кажется, извинился за вчерашнее. Обещаю, что больше ничего подобного не повторится. А с Машей - ничего особенного, не обращай внимания.

Я кинулась к нему:

- Да как же ничего особенного!.. - а он уже дверь закрыл. Раньше надо было спрашивать. Так я и осталась перед запертой дверью, чувствуя, что нас теперь разделяет куда более значительная преграда.



Маша с Лешей, а Дима один



А потом прошел еще месяц. Димка все это время был какой-то замкнутый, будто замороженный. Я все списывала на "сложный возраст", первую любовь. С отцом они почти не общались, со мной он тоже не пытался вести задушевных разговоров, а я про себя думала: ну, он мальчик, ему положено все переживания носить в себе.

Дима писал много песен - я слушала, как он долго, часами пел у себя в комнате. Я как-то сказала ему:

- Ты бы сыграл мне что-нибудь из своего, - но он махнул рукой:

- Даа-а. тебе не понравится.

Ну, нет так нет. Сейчас думаю: ну почему я тогда не настояла, не попросила еще раз, не умолила его - может, я бы что-то поняла?..

Прошло время, и пару раз он вопреки своему обещанию опять заявлялся нетрезвым. Не так, как в тот раз, но все же. Я снова попробовала было к нему подъехать:

- Сынок, может, расскажешь, что с тобой, ты странный стал, - но он махнул рукой: мол, все в порядке, не обращай внимания.

Случайно от Лешиной мамы я узнала, что Маша, как она выразилась, гуляет с ее Лешей.

- Такая славная девочка, такая хорошая, - трещала она в трубку, - говорила, что ваш Дима тоже за ней ухаживал, даже цветы ей дарил и какое-то плюшевое чудовище. Она его, говорят, выбросила.

Один раз они с Лешей заходили к Диме. Звонок в дверь, открываю - стоят. Прижались друг к другу, оба жвачку жуют, ни здрасьте, ни до свидания:

- А Дима дома?

- Дома, - говорю.

Пошла его звать, в коридоре оглянулась - так и есть, стоят на лестничной площадке у окна и целуются. Дима вышел к ним на лестницу, вроде мирно поговорили, они ушли, а он вернулся. Я посмотрела - вид спокойный, глаза нормальные. Ну я и успокоилась: думаю, может, перегорела первая любовь?

Он попрощался и ушел в никуда



Наступил тот самый день. Еще с утра у меня было какое-то нехорошее предчувствие. Знаете, будто что-то должно случиться. Я места себе не находила. Наверное, потому, что Димка вернулся вчера из школы сам не свой, опять ничего не рассказал.

Отправила Павла на работу, сама себя уговариваю, что все в порядке, что мне все кажется. Димка меланхолично сжевал свои два бутерброда, сидит, уставившись в одну точка, и чай тянет.

Я его спрашиваю:

- Ты в школу не опоздаешь?

- Не волнуйся.

Взял рюкзак, гитару, я вышла в коридор его проводить, он зашнуровал кроссовки, подошел, поцеловал меня:

- Ну, пока.

- Пока, - говорю.

Он подошел к двери, на пороге обернулся, будто что-то еще хотел сказать. Я к нему потянулась, а он мне:

- До свидания, мама.

Я еще про себя подумала: так странно, официально, никогда он мне не говорил "до свидания" - всегда "пока". И отмахнулась: это все мое настроение. И шуточно так сказала ему:

- Ну, до свидания, сын, - и еще рукой помахала. Потом я начала возиться по хозяйству, занялась уборкой, обедом, включила телевизор. Из-за телевизора я сначала звонка не услышала. Спохватилась, когда телефон уже вовсю разрывался. Я схватила трубку:

- Алло!

- Здрасьте, а Диму можно?

Я сразу узнала, что это Леша.

- Он в школе, - говорю. - А ты что, дома?

А сама слышу, у него на заднем фоне шум, крики, как в школе на переменках.

- Нет, - говорит, - я в школе.

И голос такой странный:

- Вы только не пугайтесь.

У меня екнуло сердце.

- Что случилось? - спрашиваю тихо.

Он заговорил торопливо, истерично:

- Дима пришел с утра в школу и сказал Маше. Ну, из параллельного класса. Мы приходили с ней как-то.

- Знаю, - быстро сказала я, - что он ей сказал?

В трубке наступила ужасная тишина. Наконец Леша тихо-тихо сказал:

- Сказал, что если она его не любит, то он пойдет прыгнет с крыши. Что ему незачем жить без нее. И ушел. Маша сначала не поверила, но у него был такой голос.

Снова стало тихо. Вдруг в школе грянул звонок. Я слушала его и чувствовала, что схожу с ума.

- Почему ты его не остановил?

- Я не знал. Маша только сейчас меня нашла. она плачет.

- Что случилось вчера?

Леша помолчал и тихо ответил:

- Вчера Маша у него спросила, может ли он умереть за нее.

Я выпустила трубку из рук и зачем-то пошла в Димину комнату. Когда я открыла дверь, меня поразил непривычный порядок. И именно в этот момент я испугалась - так, что не могла войти, только стояла и смотрела - на усилитель, магнитофон, постель, аккуратно сложенные вещи.

Стол был пуст, и я сразу увидела кассету. Она лежала будто специально, чтобы вошедший мог ее сразу заметить. Я взяла ее, но поставить было страшно. Так я постояла с ней несколько секунд, рассматривая ее.

Потом вышла в коридор и подняла с полу трубку - в ней гудели короткие гудки. Я машинально набрала Пашин рабочий номер:

- Павел. Приезжай. Срочно.

Я почему-то не могла говорить нормальными фразами, получалось коротко и странно, мне хватало дыхания ровно на одно слово. Паша что-то спросил, но я не помню, что.

Я не знаю, как я не сошла с ума в те двадцать минут, что была одна. Я слушала Димкины песни, записанные на кассете. Я не хочу вспоминать, как я прожила эти двадцать минут.

Потом приехал Павел, Леша, заплаканная Маша. Паша куда-то звонил, Леша что-то объяснял. Я их не слышала. Я смотрела на них, видела, как они шевелят губами, но не слышала ни слова. Я видела, что Леша бледный, до синевы. Маша стояла у окна и все время повторяла одну и ту же фразу, и до меня не сразу дошло, что она говорит:

- Я не виновата. Я не виновата.

И вдруг зазвонил телефон. Павел снял трубку, о чем-то коротко переговорил, и они с Лешей так и остались стоять у телефона, спиной ко мне. И Маша вдруг как-то косо съехала вниз по стене и, сидя на корточках, зарыдала во весь голос. И я поняла, что все, конец. Они не хотят мне ничего говорить, потому что они уже все знают.

Я начала кричать. Я кричала и тянула к ним руки. Они что-то говорили, но я никак не могла понять, что. И тут я услышала, как открылась входная дверь, и в комнату вошел Дима. Я увидел его, и все, больше ничего не помню, потеряла сознание.



В одном шаге от бездны



Вечером, когда ушли Маша и Леша (Машу забрали родители, она до самого вечера была в состоянии шока), мы с отцом потребовали рассказать нам все. Дима рассказал. Недалеко от школы стоит 16-этажный дом. Дверь на крышу легко открывается. Дима часто залезал на крышу и сидел, играл на гитаре. Никто не знал его тайное место.

- Вот я сидел там и думал, - сказал он нам с отцом буднично, - что если Маша меня не полюбит, то я отсюда прыгну. Я ей так об этом и сказал.

Он рассказывал все это монотонно, опустив глаза в пол, мы молча слушали, хотя у меня внутри все обивалось слезами и кровью, хотя очень хотелось крикнуть: "А я? Ты обо мне подумал?"

Накануне вечером, то есть вчера, после того как Маша, смеясь, спросила, смог бы он умереть за нее (я прямо увидела, как она спросила - сидя на краю парты, жуя жвачку и болтая ногой), Дима вернулся домой, заперся в комнате с гитарой и записал целую кассету песен. А утром он как обычно взял гитару, рюкзак ("Чтобы ты не беспокоилась", - поднял он на меня глаза), пришел в школу и сказал ей, что если она его не любит, то он пойдет и прямо сейчас прыгнет с крыши.

- По-моему, она решила, что я шучу. Даже засмеялась, не поверила. "Слабо тебе", - говорит. Ну я и ушел.

Дима поднял на нас красные глаза.

- Мне не слабо. Мне просто там, на крыше, это вдруг стало не нужно. потом. А сначала я ни о чем не думал. Просто устал. Очень устал. У меня внутри было пусто, совсем пусто. Ничего не осталось.

Дима говорил все это монотонно, глядя мне в глаза. Я, не отрываясь, смотрела на него.

- На крыше дул сильный ветер, было холодно играть, пальцы стыли. Я сыграл пять песен и решил, что пора. Подошел к краю, перелез через ограждение. Я встал на краю, так, что носки кроссовок были в воздухе. Я помню, я все никак не мог решить - оттолкнуться и прыгнуть или просто шагнуть. Меня качало ветром. И еще, меня как будто затягивало вниз.

Он сказал, что минут пять балансировал на краю, а потом развернулся, перелез обратно, лег на крышу и закрыл глаза. Сколько там лежал, не помнит. Потом он спустился с крыши и позвонил нам.

- Я хотел услышать твой голос, - сказал он мне.

- Почему же ты не. прыгнул? - спросил отец, и я слышала, как хрустнули его пальцы в карманах.

Дима, не отвечая, смотрел в сторону и молчал, и мне показалось, что он все еще там, на краю, балансирует под порывами ветра.



Жизнь продолжается, но уже по-другому



После этого случая он две недели не ходил в школу. Я чудовищно боялась оставлять его одного, хоть в тот вечер он поклялся мне, что больше никогда и ни за что.

Когда он запирался в своей комнате, я стояла под дверью и слушала, что там происходит, обмирая от страха, когда наступала тишина. В магазин я его не посылала, сама никуда не ходила, чтобы он все время был у меня на глазах. Дима чувствовал эту слежку, но ничего не говорил мне, ему стало как будто все равно.

Я старалась уловить его малейшее желание, готовила то, что он любит больше всего, но он будто не замечал всего этого и был очень подавлен.

Мы с Пашей в этот период перестали ссориться, словно одновременно поняв, какая мелочь все эти наши разборки по сравнению с тем, что произошло с нашим сыном. Дома было непривычно тихо, как в больнице. Дима не слушал музыку, я старалась не включать громко телевизор.

Затем он будто начал выздоравливать. Стал больше с нами общаться, начал потихоньку улыбаться. Были темы, которых мы по умолчанию не касались: Маша, крыша, самоубийство. Однажды я робко намекнула ему - может, стоит перейти в другую школу, например, с языковым уклоном, мы все устроим. Но Дима посмотрел на меня пристально и сказал:

- Мама, я же тебе обещал.

Через две недели он пошел в школу. Там ничего не знали о случившемся - мы договорились с Машей и Лешей, что они будут молчать. Считалось, что он просто болеет, и приятели встретили его как ни в чем не бывало.

Я несколько раз ходила в школу общаться с психологом. Она обещала нам помочь, но сказала, что нам надо всерьез задуматься над тем, что происходит в нашей семье.

Я не могу знать, что он понял или почувствовал, стоя там, на краю. Иногда я пытаюсь себе это представить. Я закрываю глаза и чувствую, как меня качает порывами ветра, и где-то далеко-далеко под ногами - земля.

---

Вот я и дома. УРА!!!!!

Всю дорогу об этом мечтала.

Как я ненавижу эти автобусы(которые все время ломаются на мосту)Жуть.До дома нельзя доехать без приключений.



День сегодня был обычный. На физре было круто. Занимались пять девченок(а в группе 34). Зажигали по полной. Полтом играли в шахматы. Как вспомню, что надо физику делать, мурашки начинают бегать по коже.

Наша В@лентика опять чудачит.Как можно все так принимать,не понимаю. Если мы не прочитали рассказ, то мы самые плохие, нас надо гнать из колледжа и тп........................

На её уроках я сплю с открытыми глазами. А ещё завтра 2 пары с ней сидеть.кошмар!

Но ничего, верный друг "судоку" мне поможет не спать.)

---

Вот вам стих...

Я едва ли тебя забуду,

Даже если вычеркну имя

Изо всех записных талмудов,

Чтоб забыть, зарастить другими,

Чтобы заново мир запомнить,

Оставляя пустые пятна

На местах тех домов и комнат,

Что уже не вернуть обратно...



Там качались по стенам тени,

Там слова отдавались гулко,

И, как парочка привидений,

Шли по питерским переулкам

Два загадочных силуэта -

То в туман, то в ночную вьюгу,

Неизвестно каким сюжетом

Занесенные в жизнь друг друга...



Шли, плечами едва касаясь,

По перронам пустынных станций,

И сегодня я спотыкаюсь

О цепочки следов в пространстве...

И незримые эти нити,

Силовые меридианы,

Расчертили знакомый Питер

На иные миры и страны...



Я едва ли тебя забуду.

Ты же знаешь, насколько проще

Стать отступником и Иудой,

На бумаге оставив росчерк,

Чем душою с тобой проститься

Чтобы впредь не увидеть, Боже,

Снег на длинных твоих ресницах,

И как он тает на теплой коже...

---

Еще одна сказка попалась под руку

У одного человека в Индии, носящего воду, было два больших горшка, висевших на конце шеста, который он носил на плечах. В одном из горшков была трещина, в то время как другой горшок был безупречен и всегда доставлял полную порцию воды в конце длинной прогулки от источника до дома учителя. Треснувший же горшок доносил только половину.



В течение двух лет это продолжалось ежедневно: человек, носящий воду, доставлял только полтора горшка воды в дом своего учителя. Конечно, безупречный горшок гордился своими достижениями. А бедный треснувший горшок страшно стыдился своего несовершенства и был очень несчастен, поскольку он был способен сделать только половину того, для чего он был предназначен.



После того, как два года он чувствовал горечь от своей несостоятельности, в один день он заговорил с переносчиком воды возле источника:



- Я стыжусь себя и хочу извиниться перед тобой.



- Почему? Чего ты стыдишься?



- В течение этих двух лет я был способен донести только половину моей ноши, потому что эта трещина в моем боку приводит к тому, что вода просачивается в течение всего пути назад к дому твоего учителя. Ты делал эту работу и из-за моих недостатков ты не получал полный результат своих усилий, - удрученно сказал горшок.



Переносчик воды почувствовал жалость к старому треснувшему горшку и, будучи сострадательным, он сказал:



- Поскольку мы возвращаемся к дому учителя, я хочу, чтобы ты заметил красивые цветы по пути к нему.



Действительно, когда они поднялись на холм, треснувший горшок обратил внимание на превосходные цветы на одной стороне пути и это успокоило его немного. Но в конце тропинки он опять почувствовал себя плохо, потому что через него просочилось половина его воды, и поэтому он снова принес извинения водоносу из-за своей несостоятельности.



Тут водонос сказал горошку:



- Ты заметил, что цветы росли только на твоей стороне пути, но не на стороне другого горшка? Дело в том, что я всегда знал о твоем недостатке, и я воспользовался им с пользой. Я посадил семена цветов на твоей стороне и каждый день, когда мы шли назад от источника, ты поливал их. В течение двух лет я мог брать эти красивые цветы, чтобы украсить стол моего учителя. Без тебя, просто такого, как ты есть, не было бы этой красоты в его доме!

---

"Возьмите Перерыв!"

После очередной задержи до поздна в офисе Отец пришел в комнату своего маленького сына Джонни, когда тот уже собрался спать.



Джонни спросил: "Папа! Сколько тебе платят за час работы?"

Отец ответил, что зарабатывает 20 долларов в час.



Мальчик замолчал. И вдруг спросил: "Пап! Дай мне, пожалуйста 20 долларов"

Отец протянул Джонни деньги и спросил для чего они ему нужны.



Мальчик взволнованно ответил: "Спасибо, Папочка! Теперь у меня достаточно денег, чтобы купить час твоего времени! Ты поиграешь со мной?"



Не дайте ценным моментам пролетать мимо Вас!



Уделите время своим Любимым и Близким!



На смертном одре еще никто не сожалел, что провел мало времени работая, но практически все сожалеют, что провели мало времени с теми, кто им действительно дорог!

@настроение: +0,1

---

Только что пришло на мыло.(может кому-то интересно)

"Я всегда считала себя другом своей дочери, мудрой матерью, способной понять и простить многое. Вот жизнь и подбросила мне испытание. Выдержала ли я его? Кажется, да



Я плохо разбираюсь в социальных теориях, но при этом всегда твердо знала, что наша семья - не из низших слоев. Я работала переводчицей, муж - старшим инженером на заводе, дочь училась хорошо в хорошей школе. Юра не пил, мы нормально зарабатывали, вместе с мужем жили уже семнадцать лет и жили неплохо...

Танин "трудный возраст" мы проскочили, как мне показалось, незаметно и без потерь. У нас с дочерью часто бывали минуты откровенности, и Таня иногда говорила мне после таких разговоров по душам: "Ты - самая лучшая мама!" - и в такие моменты мое сердце сжималось от счастья и гордости. Многим ли матерям говорят то же самое? Сколько вокруг было примеров, когда девочки начинали пить, курить и гулять, а моя - тихая скромная отличница, в четырнадцать лет еще ни разу не целовавшаяся...

Потом как-то незаметно разговоров стало меньше, Таня уже не стремилась поделиться сердечными делами, а я как-то закрутилась, завертелась... Спросишь в ечером:

- Как у тебя дела?

- Все в порядке.

- Что в школе?

- По геометрии четыре, по истории пятерка.

- Чем тебе геометрия-то не угодила?

Машет рукой: мол, геометрия - не самое главное в жизни.

- Ну а в остальном как?

- Да нормально.

Посмотрела на нее внимательно - вроде действительно нормально. Вроде спокойная, улыбается...

Ну и слава богу.





Ранний токсикоз - в пятнадцать лет



Первой догадалась, что что-то не так, я. Таня стала какой-то кислой, задумчивой, резко реагировала на замечания, по утрам долго не выходила из комнаты, часто запиралась в ванной и в туалете. Я еще тогда не знала, что психика защищается от неприятного факта тем, то она его не замечает. Я не понимала, что вместо того, чтобы откровенно поговорить с дочерью, придумываю отговорки: переходный возраст, гормоны, первая любовь... Я будто бы отказывалась прямо признать факт, который с каждым днем становился все более и более очевидным: Таня была беременна... Я это поняла в одну секунду, я оказалась перед фактом однажды днем, когда Таня пришла из школы.

В этот день у меня был незапланированный выходной, я решила пожарить ее любимые пирожки с капустой, поэтому открыла ей дверь с улыбкой: знала, что она обрадуется. Но Таня шагнула в квартиру, вдруг посмотрела на меня с ужасом, зажала рот рукой и рванулась в ванную. Я так и осталась стоять в коридоре, глуп о улыбаясь, с полотенцем на плече. Помню, еще в руке у меня была шумовка. Я стояла и стояла, слушая, как она там, бедная, мучается у раковины, и не могла сдвинуться с места. У меня ноги словно приросли к полу.

Наконец Таня вышла из ванной.

- Ты беременна, - сказала я. Не спросила, а именно сообщила ей. Таня возмущенно крикнула:

- Мама! Что ты еще придумаешь! - но при этом смотрела не на меня, а в пол, и по этому ее взгляду я поняла, что она сама обо всем догадывается, но отказывается признать этот уже очевидный факт.

- Таня...

- Мама, я не желаю вообще об этом говорить! Как ты можешь! И вообще!..

- Одевайся, едем к врачу.

Таня молча подчинилась. Мы оделись, вышли из дома, прошли по улице, зашли в троллейбус, доехали до нужной остановки, и все - не говоря друг другу ни слова.

И вдруг на улице меня прорвало.

- Ты что, спятила? Да как ты могла? Я ж тебе все объясняла, рассказывала... Кто он?! Ты вообще соображаешь, что делаешь? Может, тебя надо не к гинекологу вести, а к психиатру?!

Я стояла посреди улицы и кричала на нее, чуть ли не топая ногами. Меня захлестнула ярость. Как она могла нас так опозорить? Однажды в детстве она взяла и самостоятельно уехала с дачи в город, и, когда мы ее нашли через пять часов, у меня уже не было сил ругаться, я схватила ее за плечи и стала трясти - у нее моталась голова и руки, как у куклы... Помню, потом ревела и ругала себя, и просила у нее прощения, а она плакала, обняв меня, и обещала, что больше так не будет. Сейчас мне так же, как тогда, хотелось схватить ее за плечи и хорошенько потрясти.

...Я кричала на нее и тянула к ней руки. Прохожие оборачивались.

"Чего я ору? - мелькнула у меня мысль. - Уже ничего не изменишь".

Я вздохнула и замолчала. Я знала, что больше орать на нее не буду. Буду еще долго спрашивать, возмущаться, удивляться, но орать - нет.

Дочь слушала молча, глядя в землю, а я невольно все время посматривала на ее живот. Живота не было. Под мятой курточкой была обычная девчоночья худоба. "Пошли", - сказала я ей, и мы пошли дальше к автобусной остановке.

Срок оказался немаленьким - восемь недель.

- Ну что я вам могу сказать, - сказала мне докторша, сняв очки. Глаза у нее были грустные. - Мы, конечно, постараемся почистить ее аккуратно, но риск есть. Вы же сама понимаете - первая беременность, пятнадцать лет.

Таня рассматривала рекламный плакат на облезлой стене с таким видом, будто это ее не касалось.

- А.оставить нельзя? - спросила я почему-то шепотом.

Докторша внимательно посмотрела на меня и надела очки обратно. Ответила не сразу.

- Можно.Можно, но. Вы же все понимаете. Роды в пятнадцать лет, школа не закончена, в институт не поступишь. Вам решать. Ну и ей, конечно.

- Нет, но она может родить.физиологически?

- Ну если смогла забеременеть, то почему бы ей не смочь родить.

Мы одновременно посмотрели на Таню, стоявшую у окна. Она была такая маленькая, еще до конца не сформировавшаяся. На секунду мне показалось, что все это - какой-то нелепый сон. Танька - и беременная. Абсурд. Она совсем недавно шла в первый класс, у нее в руках были гладиолусы, прямые, как копья, и мы с Юрой смеялись, потому что ей было тяжело их тащить.



Лавровый лист, молоко и йод



- Ну и как мы скажем папе?

Мы шли обратно пешком.

- Мам, помнишь, я в третьем классе однажды пришла домой и выругалась матом? Я тогда еще не знала, как это плохо. Папа на меня тогда так посмотрел - я на всю жизнь запомнила. Как на какое-то гадкое насекомое. Знаешь, если он опять на меня ТАК посмотрит и даже если при этом ничего не скажет, то я умру. Скажи ты, а?

Мне сало смешно и грустно одновременно. Ребенок ребенком.

-Нет, моя дорогая. Давай прямо сегодня начнем отвечать за свои поступки.

Таня посмотрела на меня умоляюще.

- Мам.

- Нет, Таня. Я, конечно, попросутствую, но говорить будешь ты. Теперь расскажи, пожалуйста, о том, с кем ты.э-э.кто отец ребенка.

Таня вздохнула.

- Сережа Попов.

- Твой одноклассник?

Молчание. Я вздохнула. Таня недавно перешла в новую школу, и ребят из ее класса я почти не знала. Да и не интересовалась ими особенно.

- Он знает?

- Зна-а-ает. Он мне лавровый лист покупал.

Я остановилась.

- Какой лист? Зачем?

Таня помялась.

- Ну. Если заварить пачку лаврового листа стаканом кипятки и пить в течение дня, то это спровоцирует.ну, в общем, начнутся месячные.

Меня передернуло.

- Ты пила эту гадость?!

Дочь с вызовом посмотрела на меня.

- Да, пила! А еще я ела сахар с йодом! И пила молоко с йодом!

Господи, оказывается, я не знаю о своей дочери ни-че-го.

- Где ты понабралась этой чуши? А не проще было купить презервативы, если так приспичило?

- Он мне сказал, что будет аккуратным, - пробурчала дочь, - а. в них. не те ощущения.

Меня пробрал нервный смех. Рядом со мной идет моя беременная дочь и стесняется вслух произнести слово "презерватив". Бред какой-то.

Ладно, чего теперь.

Рожать или нет? Принимаем решение



Разговор с Юрой получился крайне тяжелым. Мы вместе с ней зашли на кухню, когда он, ужиная, читал газету. Я села, Таня встала напротив. Юра удивленно посмотрела на нас.

Я решила ей помочь: "Юра, Тане надо с тобой поговорить".

Муж с готовностью отложил газету и приготовился слушать. Я с грустью посмотрела на него, успев подумать, что вот она, последняя минута нашей беспечной спокойной жизни. "Остановись, мгновенье, ты прекрасно."

- Папа, - сказала Таня, глядя в стол, и Юра вдруг напрягся. - Папа, - повторила она.

Я физически чувствовала его напряжение, возраставшее с каждой секундой. Ну, говори же.

- Папа, я. Я.

Таня набрала полную грудь воздуха и выдохнула:

- Я жду ребенка.

Видимо, слово "беременна" показалось ей более грубым.

Несколько секунд тянулась пауза, самая длинная и тяжелая в моей жизни. Я слышала, как бьется мое сердце, мне казалось, что оно грохочет на всю кухню.

Я боялась посмотреть на него. Я знала, что эта новость Юру убьет. Он, впрочем, как и я, понятия не имел, что наша дочь уже "того". Он любил ее до безумия и точно так же ревновал. Мы обе вздрогнули, когда раздался его рев. "А-а-а!" - орал он. Было жутко, и я, зная, что ему все это будет тяжелее перенести, чем мне, только сейчас поняла, насколько тяжело. "Я убью его! Кто он?!"

.Потом я бегала взад-вперед с валокордином, а Таня то пряталась в своей комнате, то высовывалась наружу, и вообще все смешалось, вечер был бесконечным и тяжелым.

Юра стонал и плакал:

- Аборт! Малолетке! Дурдом какой-то! У нее же после этого детей не будет! И. это так больно!

Я увидела, что он уже пережил эту новость, принял позор и теперь страдал из-за того, что Таньке будет больно.

- Ну пусть тогда рожает.

- У нее вся жизнь пойдет под откос!

- Ты знаешь, мы с ней все обсудили. Она хочет оставить. Говорит, что потом закончит школу экстерном.

- Каким экстерном? Где она? - вскидывался муж. - Где?

Тут появился еще один персонаж. Невысокий паренек, тихонько скрипнув дверью, протиснулся в кухню. Я оценила его смелость.

- Юра, познакомься. Это отец твоего внука, Сережа Попов.

На всякий случай я встала так, чтобы прикрыть мальчика, если Юра кинется на него. Я прикинула, что успею выпихнуть за дверь Сережу и придержать Юру.

Юра действительно сделал такое движение, словно собирался броситься на него, но затем вдруг как-то сник, обмяк. Видимо, как и я тогда, у остановки, поняв, насколько бессмысленно кричать и махать кулаками. Наконец этот бесконечный день закончился.

На следующий вечер мы провели в гостях у Сережиных родителей. Его отец нервно ходил по комнате, мать курила.

- Я не знаю, чего тут обсуждать - по-моему, и так все ясно, - наконец сказала они и выразительно на меня посмотрела. Я помотала головой.

- Они оба хотят оставить ребенка.

- Мало ли что они хотят! - возмутился Сережин отец. - Они один раз уже похотели!

Тут взвился мой муж.

- Правильно, не вашего же сына под нож положат!

- А она вообще головой думала, прежде чем ноги раздвигать?

Секунда - и мы с Сережиной матерью кинулись к ним, поняв, что сейчас будет драка.

- Вадим!

- Юра, не надо!..

Переговоры ничего не дали. И бутылка коньяка, припасенная моим мужем "на всякий случай" ("Свататься идем", - хмыкнул он, засовывая ее в карман), не понадобилась. Семья Сережи категорически заявила, что никакого ребенка они знать не хотят, что жениться в пятнадцать лет и поломать свою жизнь они сыну не дадут, что если мы не хотим делать аборт, то это уже наши проблемы.

Мнение "детей" для них вообще не существовало.

Когда мы шли домой, Таня, все время разговора просидевшая с Сережей в соседней комнате (он держал ее за руку), сказала нам:

- Мама, папа, я оставлю ребенка. Помогите мне, пожалуйста, пока я не начну зарабатывать.

Мы с Юрой переглянулись. За сутки наша дочь стала взрослой. А она вдруг заревела совершенно по-детски:

- Я уже люблю его!

"Учить мы обязаны, но.вы же понимаете."



На работе мне пришлось взять неоплачиваемый отпуск, чтобы ухаживать за ней, - сильнейший токсикоз давал о себе знать. Неизвестно каким образом информация о Таниной беременности просочилась ко мне на работу, но в последние дня сотрудники меня просто достали "деликатными" вопросами:

- Как себя чувствует твоя дочь?

- Как у нее дела со школой?

Со школой дела были плохи. После того, как Таня в третий раз выбежала посреди урока в туалет, классная руководительница велела ей остаться после уроков и повела к директору.

Мне позвонили оттуда, и я понеслась в школу прямо с работы. И опять - обсуждение происходило без нее. Директор объяснял мне, что беременная девятиклассница - плохой пример для других школьников, как бы извиняясь, говорил о том, что родители его "съедят", что понаедут комиссии.

Тетка-завуч, старая карга с вороньим гнездом на голове, сверлила меня в продолжение всего разговора презрительным взглядом, ничего не говорила, но этот взгляд был яснее всяких слов.

- Конечно, - мямлил директор, - вы можете настоять на том, чтобы она продолжала обучение, и по закону мы обязаны будем пойти навстречу, но подумайте о том, каково ей будет здесь, как на нее будут смотреть учителя и одноклассники. Да и вообще, если она в таком состоянии, то лучше сидеть дома.

К концу беседы я окончательно поняла, что здесь нам не рады, и решительно сказала:

- Она сдаст всё экстерном.

И директор, и завуч шумно вздохнули, не скрывая своего облегчения.

.Иногда вдруг, когда мне уже казалось, что я все поняла и приняла, на меня как бы заново накатывало осознание: ТАНЯ БЕРЕМЕННА! Моя пятнадцатилетняя дочь ждет ребенка!!! И тогда я снова вскидывалась, чтобы кричать на нее, топать ногами, что-то делать в конце концов!

Потом, когда эти приступы проходили, мне становилось стыдно. Я ощущала себя дурой-матерью из телесериала, которая, узнав о беременности дочери, выгоняет ее из дома или говорит: "Хоть в окно прыгай, только чтобы я тебя с животом не видела".



Добрые соседи и верные подружки



- Как ты, милая? К тебе Сережа пришел.

Таня открыла глаза. Она часто плохо себя чувствовала, в основном лежала.

- Скажи ему сама. Ну, скажи, он будет рад.

Сережа зашел в комнату. Выходя я услышала:

- У нас будет девочка.

Презрительные взгляды в последующие месяцы стали для меня уже привычными. От бабок у подъезда прямо-таки исходила волна неприязни, когда я шла мимо, одна или с Таней, и меня это сначала поражало - какое им дело?

А потом я свыклась в тем, что всем есть дело до нас. Девчонки-подружки постепенно перестали Тане звонить, во дворе с ней демонстративно не здоровались и говорили за спиной:

- Вон. Пошла.

Две взволнованные мамаши, с которыми у меня было шапочное знакомство, отловили меня во дворе, когда я шла одна из магазина. И начали наперебой говорить, что "надо прекратить это безобразие" и "пусть она гуляет по ночам, а не среди бела дня". У них, видишь ли, несовершеннолетние дочери, и они в отличие от меня (это не прозвучало, но было слышно) заботятся об их нравственном воспитании.

- А когда тут по двору ходит эта ваша с пузом.

- С животом, - поправила я.

- .неважно, в общем, пусть она ходит в другом месте и в другое время.

Теперь мы с ней, выходя на улицу, почти бегом пересекали двор и ехали гулять в другой конец города. Можно было, конечно, игнорировать выпады соседей, но не хотелось трепать нервы собственному ребенку.

Живот рос, я настояла на том, чтобы Таня занималась, Сережа приходил к ней, причем, как я понимаю, тайком от своих родителей - сбегал с уроков, приносил домашние задания. Это было трогательно и немного забавно, когда они, склонившись над учебником, делали уроки, и учебник почти горизонтально лежал ан Татьянином выпирающем животе. Сережа мне нравился. Он упрямо приходил даже тогда, когда Таня гнала его от себя, злясь на него, на себя, на его родителей. Тогда он терпеливо сидел по дверью. И Таня однажды вечером сказала мне застенчиво:

- Мам, мы, наверное, все-таки поженимся. Сережа сказал, что после девятого класса пойдет работать, мы сможем снимать квартиру.

Я вздохнула.

- Лучше живите у нас, места хватит.

Спокойнее других отнеслись к нам врачи. Никто не читал нам нотаций, не ругал ее, не называл меня плохой матерью - нам деловито объяснили, что и как надо делать.

Нас можно поздравить с прибавлением!



Ночью меня разбудило осторожное касание.

- Мам. мама, у меня живот болит

- Сильно? - спросила я, еще не проснувшись.

- Да.

- Давно? - я села на кровати.

- Ну. уже часа два.

- Юра, вставай! Юра!

Родила она, в общем, нормально, я была рядом, муж во дворе, Сережа - на телефоне. Родилась девочка, довольно крупная, захныкала, и Таня, увидев ее, красно-синюю, заплывшую, с крупной головой, заревела. Врачи стали ее наперебой успокаивать:

- Отличная девочка! Красавица!

Я была им благодарна, мне почему-то тяжело было говорить. Я впервые посмотрела на свою внучку. Она крутила головой со слипшимися волосами и разевала игрушечный рот. И вдруг, я сама не зная почему, всхлипнула. Акушерка всплеснула руками:

- Господи! С вами-то что? Все уже закончилось!

- Извините, - виновато сказала я, - это от счастья. Ну, как назовешь, мама?

Таня сонно посмотрела на меня.

- Аней. В честь тебя.

.Когда я слушала истории из жизни, смотрела фильмы и читала книжки, мысленно примеряя на себя ситуации героев и их поступки, я возмущалась и удивлялась. И гордо думала про себя: вот я бы поступила правильно. Я совершенно точно знала, как я бы действовала, потому что где-то в глубине души была абсолютно уверена в том, что в моей семье ничего подобного никогда не произойдет. Моя дочь не станет принимать наркотики, муж не будет лазить по чужим квартирам, я не уйду в секту. Беременность 15-летней дочери относилась к числу этих вещей, которые НИКОГДА не могли бы произойти в моей семье. Очень легко принимать правильные решения и осуждать тех, кто поступает неправильно, когда ты защищен броней уверенности, в собственном благополучии. Знаете, мне это помогло. "

---

Плохой день

Чувствую себя ужасно. Хочу убежать от всех, от реальности.



P.S. Наверно я сошла с ума.))(

@музыка: M.Terenzi

@настроение: ужасное!!

---

На сегодня всё. Большое спасибо тем, кто заглянул сюда. Обещаю удивлять и дальше.